Освобождение от захватчиков. Игорю Балуте за полчаса до второго штурма звонили из Кремля

Ко Дню города «ХН» подготовила несколько статей о тех событиях и людях, которые смогли уберечь Харьков от штурмовиков. Вторую публикацию из этой серии, "Не сдались без боя. Харьковчане отстояли город у сепаратистов, мечтавших захватить восток Украины", можно прочитать здесь.

По традиции харьковчане отмечают День города 23 августа, в день его освобождения от немецко-фашистских захватчиков, которое произошло в 1943 году. Однако два года назад Харьков пережил второе рождение – его пытались захватить российские террористы и сепаратисты.

Кресло губернатора могли занять Ярославский и Жадан

О том, почему можно говорить, что первый штурм ХОГА в 2014-м был частично инспирирован местными элитами, а второй был откровенной террористической провокацией России, как вели себя люди, которые сейчас записывают себя в число героев, а кто был действительно героем – экс-губернатор Игорь Балута поведал в интервью «ХН».

– Игорь Миронович, как Вы решились занять губернаторское кресло, ведь понимали, насколько в Харькове сильны сепаратистские настроения?

– На тот момент мы знали, кто возглавит харьковскую милицию. И тогда уже начали обсуждать кадровые вопросы. Это происходило 24 февраля. Изначально была идея, что по востоку и юго-востоку надо назначать известных, авторитетных бизнесменов с правильной государственной позицией. Для нашего региона, конечно, оптимальным вариантом был Александр Ярославский. Но у него был большой объем работы за рубежом. А решение надо было принимать быстро. 28-го мне поступило предложение возглавить областную администрацию. Рассматривались и другие кандидатуры. Своих кандидатов предлагал харьковский Евромайдан. Например, Сергея Жадана. Он, безусловно, моральный авторитет, проевропейски настроенный патриот, но на тот момент нужен был более подготовленный человек. 

– Каковы были первые шаги, не в плане борьбы с сепаратизмом, а в плане изучения настроения, наведения порядка?

– Самый первый шаг – изучение настроений и, конечно, кадровые вопросы – силовая группа. Важно было точно знать, какие подразделения находятся на территории региона, какие настроения у офицеров, тех людей, от которых зависело силовое удержание власти в регионе.

– В ком была уверенность: милиция, СБУ, прокуратура, армия?

– Ни в ком. Уверенности не было ни в ком. Все были слегка «поплывшие» товарищи. Хотя я хочу сказать, что были и достойные, порядочные офицеры как в Службе безопасности, так и в МВД, которые самостоятельно приходили, говорили, что они с оружием в руках готовы защищать регион и Украину.

Поздравил Кернеса с победой проукраинских граждан

– Как складывались отношения с городской властью? С Кернесом по рабочим вопросам Вы общались?

– Конечно. Мы давно были знакомы, еще с «Нашей Украины». Он, конечно, мастер провокаций. Ему надо было показать, что он лидер в регионе. И рано или поздно это закончилось бы определенным конфликтом. Так и получилось. Мы поконфликтовали, когда была драка между ультрас и пророссийски настроенными гражданами на Плехановской. Геннадий Адольфович тогда позвонил мне, рассказал, как ведут себя ультрас, которых не контролирует глава облгосадминистрации, и куда, мол, смотрит милиция – вон сломали лавочки и вырвали две елки… «Почему я должен все восстанавливать за свой счет?», – кипятился Кернес.

А у меня как раз проходило совещание с силовиками. Я вышел в другой кабинет и сказал ему, что елочки должны быть посажены завтра и лавочки поставлены. За счет городских властей. А по правонарушению – с обеих сторон в конфликте участвовали харьковчане, потому навести порядок – это работа мэра… И поздравил его, что проукраински настроенные граждане победили в этой драке. 

– А как тогда строились отношения с другой стороны – администрации президента?

– Такой свободы действий, которую имеет сейчас Игорь Львович, вряд ли имел когда-нибудь глава администрации. У меня была некая свобода действий для сохранения украинской государственности здесь, и полная поддержка и. о. президента Турчинова. Должен сказать, что и после выборов, и после инаугурации Петра Порошенко я не чувствовал никакого вмешательства в свою деятельность. Единственный момент, когда пришлось объясняться перед президентом, – снос памятника Ленину.

«Нагловатости иногда удивляюсь, а обиды – нет»

– Какова была роль Игоря Райнина – и здесь, и когда он ушел в администрацию президента? Он помогал бороться с сепаратистскими настроениями? У Вас нет обиды за то, что сейчас он получает грамоты за эту борьбу?

– Райнин исполнял те функции, которые были обусловлены его сектором работы – экономическим. В основном все, что необходимо было, он выполнял. 

– То есть обиды нет, что сейчас «перетягивается одеяло»?

– А что, кто-то говорит, что он поборол сепаратизм? Меня один раз попросили посмотреть видео о вручении грамот за освобождение администрации. Я сначала подумал: винницкие ребята? Или за первое марта Кромскому он давал грамоту? Я посмотрел видео, мне было смешно наблюдать то вручение. Человек себе должен отдавать отчет о своем месте, что он делал в тот период времени.

Теперь мне становится понятна психология товарища Сталина, которому казалось, что он в партии № 2 после Владимира Ильича Ленина, и все, кто знали, что он не номер № 2, а № 22, – уходили «туда». Понимаете, героем надо быть тогда, когда это требуется.

Я не могу сказать, что на что-то обижаюсь, мне не на что обижаться. Нагловатости иногда удивляюсь, а обиды – нет.

Стреляли по окнам из травматического оружия

– Давайте тогда вернемся к событиям уже апреля. Почему произошел второй штурм и захват ХОГА?

– Ринат Ахметов думал в Донецке, что сейчас он щелкнет пальцами, и все остановится. В Харькове Геннадий Адольфович думал, что он щелкнет, и все получится. В Крыму же получилось, а почему здесь не должно получиться? И настрой шел этого плана, и пророссийский след уже прослеживался. Это моя точка зрения, может я ошибаюсь. Но к 12 марта уже начала немножко работать служба (СБУ – Ред.), начали входить в сеть и получать информацию с агентурных данных – наши люди вошли в сепаратистскую среду и давали информацию о том, что там происходит. Вы поймите, 8% населения Харькова и 7% Харьковской области хотели здесь видеть Российскую Федерацию, а 24% – федерализацию. Пассионарная группа составляет от 8 до 10%. Это громадный слой, около 200 тысяч человек… 

– А Вы в момент штурма где были?

– В здании. У себя на втором этаже. Как раз у меня был Василий Хома, зашел Гусаров, еще несколько офицеров. Днем, по-моему, приходил Бандурка. И мы думали, что удержим ситуацию. Но со стороны сепаратистов было гранат больше, пластиковых пуль неограниченное количество. У нас все это заканчивалось. Они реально после шести вечера начали нас атаковать. Причем так заблокировали здание, что когда курсанту за бронежилет кинули светошумовую гранату – «скорая помощь» не могла к нам подъехать, не пропускали. 

– Не было мысли, что там и останетесь?

– Я подошел к окну в комнате отдыха. Там горел свет, а в кабинете мы потушили. Подошел и увидел: человек на площади перезарядил пистолет и начал стрелять в мое окно. А тогда не было, как сейчас, пуленепробиваемых стекол, были обыкновенные. И пулька – слава Богу это был травмат – пробила первое стекло, ударилась о второе и упала вниз. Я смотрю на нее, и думаю: капец.

Решение о «Ягуаре» было единственно верным

– Вы покинули тогда здание?

– Мы покинули здание, когда уже сильно горел первый этаж. Была очень серьезная задымленность. Мы находились во дворе, а потом пытались потушить огонь. Причем, когда Василий Хома с ребятами несколько часов назад проверял гидранты, – все работало, а когда мы пытались потушить канцелярию – давления в гидрантах уже не было. Кто-то отключил. Очень мужественно вели себя курсанты и работники милиции, которые находились в здании. 

– С Арсеном Аваковым была связь или Вы не обращались за помощью в Киев?

– Мы постоянно обращались. Дело в том, что на тот момент связь с Турчиновым, Аваковым, Наливайченко была довольно таки частой. Исполняющий обязанности президента просил ежедневный подробный отчет о состоянии дел в регионе. А с министром МВД Аваковым, с министром обороны и начальником службы безопасности связь была всегда. 

– Решение о винницком «Ягуаре» принималось с вашим участием?

– Я и министр МВД думали, что спецназ, который прилетел в Харьков, поможет навести здесь порядок. Но министр обороны дал им четкий приказ: не допустить высадки диверсионных десантных групп на авиазаводе (там есть две взлетно-посадочные полосы) и в международном аэропорту «Харьков».

Решение о «Ягуаре» было единственно верным. И, я думаю, что все благодарны Арсену Авакову за то, что он взял на себя ответственность за это решение. Мы все настаивали на силовом варианте. Я прямо сказал Полтораку: во-первых, упустили момент. Сейчас говорят: тактически правильный ход, им дали зайти. Фигня на постном масле… Они зашли, потому что им дали зайти. Потому что вовремя не определили, что нам надо возвращаться в здание. Сепаратисты зашли раньше и успели заблокировать шваброй вход со стороны внутреннего двора. А дальше начали быстро баррикадироваться. Изначально было видно, что их там человек 40.

Я говорил: если дадим им больше времени, они закрепятся и разовьют такую бурную деятельность… Город проснется, а там флаги российские, потом привезут телевидение, а дальше – сломленных депутатов, и начнется та же байда, что в Донецке и Луганске. Это же одновременно начиналось! Уверен: все согласовывалось с Москвой. Это факт, который подтверждает и то, как вела себя Александровская на переговорах в марте, и звонок Жириновского…

Александровская держала связь с Москвой

– А как именно вела себя Алла Александровская?

– Один раз, во время нашего разговора, у нее раздался звонок. Она сказала: «Извините, у меня Москва на проводе». И не стесняясь, пошла разговаривать. 

– А куда Вам звонил Жириновский и что говорил?

– Это был больше психологический звонок. Звонил на стационарный телефон. Я вообще подумал, что меня Дмитриев (начальник ГУМВС в Харьковской обл. – Ред.) разыгрывает. Беру трубку и слышу: «Москва, Кремль!» Я в ответ: «Что за цирковое представление?». И положил трубку.

Через минуты полторы-две раздался второй звонок. Та же девушка спросила: «Игорь Миронович Балута?». Говорю: «Да». – «Москва». Но оказалось, что уже не Кремль, а Государственная Дума Российской Федерации – Владимир Жириновский.

– Вы могли бы поговорить? – спрашивает меня.

– Могу.

– Как у вас ситуация? Хотел бы поздравить Вас с назначением. Вот меня Михаил Маркович (Добкин – Ред.) приглашал в Харьков, но как-то не случилось.

– Ну что, – говорю, – приезжайте к нам, можем чай попить.

А он:

– Лучше вы к нам.

Такая была беседа. Он мне дал реперные точки, которые меня немного удивили. А в конце спросил:

– Вы хотите сказать, что хорошо себя чувствуете?

– Прекрасно, – говорю, – сижу в кабинете и работаю.

Положил трубку, и штурм начался минут через двадцать.

– А что это была за связь?

– Для меня было новостью, что мы в ХОГА имеем прямой кабель и разговариваем с Москвой, как по закрытой связи. Я сразу вызвал службу СБУ и передал разговор. Более подробно, чем вам конечно – все рассказать не могу.

В захвате ХОГА участвовали около сотни россиян

– А Вы тогда знали от пограничников, что уже едут российские автобусы, россияне?

– Мы проводили разбирательство после моего назначения. Автобусы были запущены не через Гоптовку нашими пограничниками. Все российские автобусы проходили с Луганска и Донецка.

 – И сколько россиян, по вашим данным, принимало участие в штурме?

– Мы точно знаем о 80-ти. А сколько их было в действительности... Единственное, было видно, что они хорошо подготовлены, собирались кучками по три-четыре человека в квартале, в двух кварталах отсюда. И машины мы находили, открывали, и при досмотре находили «коктейли Молотова».

 – А когда Вы поняли окончательно, что «ХНР» в Харькове не будет?

– Когда разогнали палаточный городок у памятника Ленину. Это проходило без привлеченных сил, были наши люди, наша служба, наши милиционеры. Да, мы совершили там ошибки, 50 заговорщиков ушли. Но мы смогли арестовать тех, у кого было холодное и травматическое оружие.