Рабочая сила для советов. Чекисты открыли в Харькове концлагерь без торжественных речей и замков на дверях

Никогда еще не отмечалась газетной статьей годовщина бюрократической процедуры. Мало ли кто кому передавал по акту движимое и недвижимое имущество?! Но тут случай особый. Как раз в эти дни, жарким летом 1920 года, Харьковская ЧК спихнула губернскому исполкому… концентрационный лагерь. Второй по счету в истории города.

Тянулась передача долго – с 29 июня по 18 июля. Ведь инструмент террора был еще и объектом хозяйствования. Причем хозяйствования особого – советского. То есть хаотического и бестолкового. Оправдать которое можно только одним обстоятельством: в стране бушевала гражданская война.

С запада наседали поляки, с юга – Врангель. Бесконечными крестьянскими восстаниями полыхал большевистский тыл. Оттого-то единственным дефицитом, которого не знал харьковский лагерь, был дефицит заключенных. Со всем остальным дела обстояли гораздо хуже…

Открыли концлагерь 18 мая 1920 года. Без красной ленточки, положенной в подобных случаях, и без торжественных речей. А также без замков на дверях, оконных решеток и ограды из колючей проволоки. О таких вещах, как водопровод и канализация, можно даже не говорить. Чекисты получили от губернской власти одну лишь кирпичную коробку – доведенное до «ахового» состояния Алексеевское училище (нынешнюю школу № 18) на Холодной Горе.

Хотя нет, не одну: «прицепом» шло обещание быстренько превратить учебное заведение в карательное. Мол, смета на проведение ремонта уже утверждена, и отдел коммунального хозяйства немедленно приступает к производству работ.

Но честное слово харьковского коммунальщика и в 1920-м было не тяжелее нынешнего: замки, решетки и «колючка» появились в лагере уже после того, как он был заселен. А водопровод с канализацией и вовсе не появились. В отличие от холеры и тифа, неизбежных, в случае если огромная толпа редко моется и пользуется одним-единственным деревянным сортиром. Впрочем, никто и не обещал узникам тепличных условий – только «превращение паразитов в полезных тружеников».

Основной функцией лагеря было предоставление рабочей силы по заказам советских учреждений. И, конечно же, получение денег за труд заключенных. По идее, четвертая часть заработанного должна была перепадать непосредственным исполнителям, но так было не всегда.

Вплоть до начала июля комендант лагеря вообще не знал, сколько нужно просить за труд своих подопечных. Профсоюзы долго не присылали тарифных ставок, и заключенных отправляли работать фактически наобум: потом договоримся о расценках!

Впрочем, лагерь приносил прибыль одним уже фактом своего существования. Как орудие государственного рэкета. Свидетельство тому – десятки протоколов «чрезвычайной тройки» Харьковской ЧК, написанных будто под копирку.

Чтобы попасть в такую бумагу, не надо было совершать преступления. Хватало одной лишь принадлежности к «имущим классам». Слева рисовали фамилию, справа – стандартное постановление: «освободить по внесении 100 тысяч рублей в пользу раненых красноармейцев».

Цифра, правда, могла доходить и до 500 тысяч. В зависимости от состояния вытряхиваемого «буржуя». Но цель всегда указывалась благородная. Даже когда выдавливали деньги из докторов, уже помогавшим красноармейцам по роду своих занятий. Как в случае с неким Штеренталем, старшим ординатором 174-го запасного полевого госпиталя, которого, тем не менее, загнали за колючую проволоку, чтобы выдавить 150 тысяч.

И люди платили! Дабы скорее избавиться от пребывания в отнюдь не изысканной компании. Согласно комендантскому рапорту, в лагере содержались заключенные восьми категорий: «контрреволюционеры, спекулянты, перебежчики, буржуа, заложники, за должностные преступления, уголовники и дезертиры».

Существовал также отдельный «женский коридор», заселенный преимущественно представительницами древнейшей профессии. Милиция сплавляла их в лагерь десятками, пока губчека не запретила: к эпидемии тифа добавились еще и венерические заболевания.

Первоначально помещение концлагеря было рассчитано на 600 человек. По состоянию на 18 июля в нем насчитывалось 1007 заключенных. А 5 августа, согласно рапорту, их было уже более 2000. Точной цифры не знал даже комендант. После того как в здание Алексеевского училища втиснули еще и «рабочий полк», сформированный из пленных поляков, управление лагерем рухнуло окончательно. Кто там уголовник, кто – заложник, разобраться было крайне тяжело.

Да, похоже, комендант уже и не пытался. Он лишь бомбардировал рапортами свое новое начальство – подотдел принудительных работ Харьковского губисполкома: расформируйте скорее этот гнойник! Пока коварные хвори не перекинулись из него на гражданское население Холодной Горы.

Просьбы возымели действие: пленных поляков отделили, а лагерю дали новое здание. Какое именно, даже говорить боязно, принимая во внимание его нынешнее назначение. Узнаете?