Фолк-джаз исполнитель Аркадий Шилклопер: «Музыку можно играть, а можно «отоваривать ноты»
Один из самых известных в мире фолк-джазовых исполнителей Аркадий Шилклопер отыграл в Харькове концерт со «Слобожанским» оркестром. Музыкант сумел сделать популярными инструменты, которые ранее не считались солирующими. В его арсенале – валторна, флюгельгорн, охотничьи рожки и даже альпийский рог – экзотический четырехметровый духовой инструмент из арсенала альпийских пастухов. Накануне концерта «Харьковская неделя» поговорила с артистом об особенностях необычных музыкальных инструментов, трудностях полетов с альпийским рогом и особом пути музыканта.
Российский музыкант Аркадий Шилклопер сейчас живет в Германии и гастролирует по всему миру. В последние годы часто выступает в Харькове вместе с оркестром «Слобожанский». Репертуар артиста необычайно широк – от академической музыки до джаза и рока.
«Никто не хотел на валторну идти»
– Аркадий Фимович, вы сейчас известны, прежде всего, как музыкант-мультиинструменталист. Сколько инструментов в вашем арсенале?
– Да я уже даже сбился со счету. Одних альпийских рогов – восемь штук. В основном на концертах я использую альпийский рог, валторну, флюгельгорн, это может быть разнообразие элефантгорнов. Инструментарий, понимаете, – это не самоцель, не цирковой номер, а я – не музей. Инструментарий заложен в самой музыке, в том, что придумал композитор. Если композитор задумал сыграть на таком инструменте как пасторальный рожок – я беру пасторальный рожок. Это как если бы художник хотел нарисовать картину и использовал разные краски. У музыкантов в качестве красок выступают инструменты.
– А какой из инструментов был у вас самым первым?
– Еще до валторны – альтгорн. Я сейчас на нем, конечно, не играю, потому что таких инструментов просто нет. А тогда у меня брат старший играл в оркестре, и мои родители решили, что младший тоже пускай будет под присмотром брата. В 6 лет меня привели, дали инструмент и сказали: «Вот, дуй». Кроме того, было фортепиано – это уже когда я пришел в школу музвоспитания.
– Тем не менее, вы выбрали валторну?
– В том самом пионерском оркестре, где я играл, не было валторн. У нас были ноты, в которых были написаны партии для валторны, но где было инструменты брать? Это ж годы какие – 1962–1963-й. И мне интересно было, спрашивал у дирижера: «А что это такое, что за валторна?». Он пытался как-то руками показывать, что это вот такая вот улитка – не улитка. Естественно, ничего я не понял.
Однажды мы участвовали в конкурсе духовых оркестров в ДК строителей. И вот там наш дирижер по имени Александр Сергеевич Родионов, которого мы называли Пушкин – большой и широкий человек и душой, и телом – позвал с собой, привел к металлической двери с решеткой, поднял на руки и говорит: «Вон, видишь, на крючке висит валторна». Вот такая моя первая встреча с валторной была через решетку. А когда через два года я поступал в школу музвоспитания, и мне сказали выбирать инструмент, я назвал валторну. Все очень удивились – никто не хотел на валторну идти.
– Она была непопулярна?
– Считается, что это самый сложный из духовых инструментов. Чтобы издать нормальный звук, который не ниже санитарной нормы, нужно много времени потратить минимум три года.
«Приходится играть даже на таможне»
– А как состоялось ваше знакомство с альпийским рогом?
– Это – предок валторны, которая появилась всего лет 300 назад как охотничий инструмент. А альпийский рог до этого еще использовали военные и пастухи. Считалось, что если пастух играет на этом инструменте, у коров нет стресса, и они дают хорошее молоко. Я знал, что есть такой большой красивый инструмент, но никогда не пробовал на нем играть и не имел особого желания. Я думал, что на этом инструменте ничего особого не издашь – так, самодеятельность, народное творчество, какая-то дудка. Но однажды я попробовал поиграть и почувствовал, что в нем есть какая-то особая вибрация. Я потом узнал, что даже был один доктор в Швейцарии, который использовал альпийский рог как терапию при дыхательных болезнях.
– Вы сами научились на нем играть?
– Мне не надо было учиться, я же валторнист. Альпийский рог – это натуральная валторна. Но я приспособил его для импровизаций – мне неинтересно было играть традиционную швейцарскую музыку, хотя я это умею.
– Альпийский рог сложно перевозить?
– 25 лет я его возил, и никаких проблем не было. Но сейчас авиакомпании все больше ужесточают условия перевозки инструментов. Якобы музыканты занимают все полки, и другим пассажирам не хватает места. Сейчас уже никакая скрипка не подходит под эти нормы – берите для нее отдельный билет. Три года я летаю с новым инструментом, который мне сделали специально, чтобы он подходил под требования всех авиакомпаний. Получается, что музыканты теперь могут ездить только наземным транспортом. Или сдавать инструменты в багаж. Но как я могу сдать свой инструмент, который стоит 10 тысяч евро? Если его один раз бросить – все, он разлетится. Мне однажды альпийский рог просто сломали, когда я летел в Сиэтл. Поэтому у меня много инструментов, я их распределил по тем городам, где бываю чаще. Один – в Москве, другой – в Берлине, есть в Швейцарии, еще один – в Австрии. В Харькове нет пока. Я сейчас летел из Берлина, потому мне пришлось взять телескопический рог, который я мог положить в чемодан и спокойно провезти.
– А на таможне возникают проблемы?
– Мне приходится играть даже на таможне – они же не знают, что такое рог, может, я продавать его везу.
«Я не такой, как все»
– Вам неинтересно играть академическую музыку?
– Нет, я музыкант, мне все интересно. Вопрос в том, как играть. Ту же академическую музыку можно играть, а можно «отоваривать ноты». Когда мне говорят – сыграй Леопольда Моцарта или Гайдна – я это делаю, но по-своему. Да, я не играю академическую музыку, я играю свое отношение к ней.
– Аркадий Фимович, вы и в оркестре играли, и с рок-музыкантами записывали альбомы. Есть ли такой жанр в музыке, который вы не приемлете?
– Нет такого.
– Вот, например, рэп сейчас очень популярен у молодых людей, вы даже рэп слушаете?
– Нет, не слушаю, но ради бога, почему и нет? Но только это не музыка для слушания. Это музыка для того, чтобы двигаться, кайфовать, может быть, фоновая музыка.
– Когда проще стать хорошим, известным музыкантом – в те годы, когда вы только начинали, или сейчас?
– Для меня понятие известный – это очень условно. Что такое хороший музыкант? Ремесленник, профессионал, который хорошо делает свою работу. Но ремесленник для меня – это еще не музыкант. Музыкант – это творец или, как говорил Хлебников, «творянин». Музыкант вне системы, он создает то, что другим ремесленникам не под силу. Всегда, во все годы было сложно стать творцом, во всех странах. Почитайте биографию Баха, Чайковского – как все эти гении жили. Если бы не меценаты, которые им помогали, кто бы о них узнал?
– Известность мешает вам?
– Если бы я хотел быть известным, я бы занимался другими вещами, другой музыкой. Если бы я хотел стать таким известным, как, например, Борис Гребенщиков, я бы сочинял тексты какие-нибудь, брал бы английских поэтов, переводил бы их на русский язык, как это делает Гребенщиков, и стал бы известным еще быстрее, чем он. Мне такая известность не нужна, я – художник.
– И все- таки, вы известны среди любителей музыки. Как вы считаете, что именно принесло вам славу?
– Я не такой, как все. Видимо, то, что я стал другим, и сделало меня известным, как вы говорите, хотя слово мне не нравится. Я бы сказал по-другому – кому-то я нужен.
– Что бы вы посоветовали молодым музыкантам, которые хотят, чтобы их творческая карьера сложилась успешно?
– Каждый из них должен найти свой голос и вообще понять, зачем он это делает. Я делаю мастер-классы под названием «Путь к музыкальной свободе». Я добиваюсь от музыкантов любого направления этой музыкальной свободы. Мы танцуем, поем, импровизируем. А они потом подходят ко мне и говорят: «Да, все здорово, но как нам благодаря вашим занятиям попасть в оркестр?». Почему-то есть большая категория музыкантов, которым интересно сесть в оркестр и играть там до конца дней. Да, я тоже играл в оркестре. Но я не хотел никогда, у меня просто не было другого шанса. Тогда, поступая в оркестр, человек мог попасть за границу, увидеть мир, общаться с коллегами. А сейчас у всех есть столько возможностей! Мир сейчас открыт.
