Альпинист Сергей Бершов: К Эвересту готовили как космонавтов
35 лет назад харьковский альпинист Сергей Бершов в составе первой советской экспедиции взошел на Эверест. В связке с еще одним украинцем из группы, Михаилом Туркевичем, он поднялся на восьмитысячник ночью, по Южному склону. До сих пор подобное не повторил никто.
Сергей Бершов поднялся на Эверест 4 мая 1982 года. Однако застать юбиляра в Харькове в этот день не удалось: несмотря на свои 70 лет, Сергей Бершов активно путешествует, преподает в Академии физкультуры и инструктирует других альпинистов. Наконец мы встретились в зале Харьковского альпклуба. На большом макете Эвереста Сергей Игоревич показывает маршрут первой советской гималайской экспедиции – один из самых длинных.
Самый сложный путь
– Сергей Игоревич, почему советская экспедиция пошла на вершину по Юго-Западной стене?
– Нас очень много лет не пускали в Гималаи, а когда в ЦК КПСС наконец разрешили, там побывало больше 100 человек. Надо было что-то сделать особое, и был выбран этот новый сложный путь.
– А не пускали столько лет почему?
– Два раза отбиралась сборная команда. Первый раз – в начале 60-х годов, совместно с китайцами планировали идти, было отправлено уже снаряжение для экспедиции в Китай. Но после того как Китай занял Тибет, все отменили. Китайцы зашли туда успешно с нашим снаряжением. Потом в 70-е годы собирали команду, но не получили разрешение от ЦК партии.
– То есть на вашей команде лежала огромная ответственность?
– Да, как потом рассказывало наше руководство, приказано было продолжать восхождение на вершину до первого результата даже в том случае, если кто-нибудь из нас погибнет. А по правилам советского альпинизма в этом случае нужно было прекратить восхождение и немедленно спускаться. Но все обошлось благополучно, и 11 человек из 16 побывали на вершине.
– Как вы готовились? Как подбирали снаряжение?
– Мы два года готовились к Эвересту, ходили вместе на Тянь-Шань, Памир. Обувь нам покупали итальянскую – были такие пластиковые ботинки со вставками из собачьего меха. Кошки и ледорубы покупали за границей, все остальное делали специально для этой экспедиции. Вообще нас к Эвересту готовили как космонавтов. В Институте проблем питания нам разработали космический рацион – сублимированные продукты, консервы. Мы проходили обследование в тех же клиниках, у тех же врачей, что и космонавты. Нас поднимали в барокамере на огромную высоту, смотрели, как организм себя поведет – я, например, поднялся на 10 тысяч метров. Вот такие эксперименты проводили, очень серьезный был подход.
– А могло так все закончиться, что маршрут оказался бы не пригодным для восхождения на вершину?
– Нет, об этом не могло быть и речи. Мы исходили из реальных возможностей: выбрали сложный, но безопасный путь. Он, кстати, до сих пор самый сложный на Эвересте. Вот почему за 35 лет его никто не повторил.
«Скоро повара на Эверест полезут»
– Вы с Михаилом Туркевичем зашли на вершину ночью – это уникальный случай в истории Эвереста. Почему так вышло?
– Я бы предпочел зайти днем, полюбоваться видом. Но когда мы были в штурмовом лагере, с нами связалась наша первая двойка, Мысловский и Балыбердин. Они попросили помощи на спуске – закончился кислород, заканчивались силы: за 4 часа спустились всего на 50 метров. Принято было решение, что мы с Туркевичем выйдем навстречу. В 6 часов вечера мы вышли, а в 9 встретили их на высоте примерно 8750 метров – всего чуть больше 100 метров они прошли. Мы отдали им кислород, напоили их компотом, накормили сухофруктами. Они продолжили спуск, а мы по рации попросили у руководителя экспедиции разрешения подниматься на вершину. Я до сих пор удивляюсь, что нам разрешили идти. Я бы не отпустил наверное. Но нам дали добро. В 22.22 мы были уже на вершине. Там я оставил вымпел клуба «Донбасс» и повесил на него герб Харькова. Пытались сфотографироваться, но без вспышки ночные фото не вышли. Поэтому задерживаться не стали, начали спуск, а через полчаса догнали наших товарищей – они были ослаблены и далеко не ушли.
– Дальше спускались уже вместе?
– Мы до утра спускали их до лагеря на высоте 8500 метров. А там попили чай и пошли дальше, до 6400 метров, переночевали и вышли в базовый лагерь. Евгений Тамм, руководитель восхождения, сказал мне тогда: «Вы не представляете, Сергей, что вы сделали. Вы спасли экспедицию!». Потом после нас поднялось еще 7 человек, причем последней группе запретили идти. Сказали из Москвы: «Хватит лезть, у вас скоро повара на Эверест полезут». Боялись, что будут какие-то неприятности. А те уже были на высоте около 8 тысяч и сказали: «Мы вас не слышим». Руководитель все понял, а они успешно взошли и спустились 9 мая.
Потом несколько команд из Чехословакии, Польши пытались пройти наш маршрут после того, как узнали, что мы на высоте 7 тысяч оставили немного кислородных баллонов. Но когда подходили под эту стену, отказывались от подъема. Надо было такую команду, как у нас иметь.
– У вас внутри команды не было конкуренции по поводу того, кто первый взойдет на Эверест?
– Да о чем вы? Там же перед нами было 100 человек – какая уже разница! И мыслей не было об этом: первый – не первый.
– Помните ощущения свои?
– Таких вот восторгов не было. Вышли, говорю: «Миша, мы на Эвересте». Ну и все. Мы знали просто, что нам еще предстоит догонять и спасать своих, потому самые приятные ощущения были уже после того, как мы спустились.
«Идем в горы не погибать»
– Наверное, после таких походов альпинисты сильно теряют вес – ведь надо много дней почти не есть и не спать?
– Самая большая потеря была не после Эвереста, а после Южной стены Лхоцзе (четвертый по высоте восьмитысячник мира, находящийся на границе Китая и Непала – прим. «ХН») – минус 15 кг при моих 65. Большая физнагрузка, мало едим, не хватает воды. Пить надо много, а воду топить изо льда и снега. Это занимает много времени. Надо 3–4 литра пить в сутки, но столько не получается, это надо только сидеть и готовить воду.
– После того вы были на Эвересте еще дважды?
– Всего три раза побывал на вершине и дважды не дошел. В 2004 году водил альпиниста в гору, но у него заканчивался кислород – не рассчитал. Я объяснил тогда, что мы либо спускаемся, либо остаемся на горе навсегда. Он меня послушал. А в 2003 году был несчастный случай в украинской экспедиции – спускали обмороженного альпиниста.
– Сейчас возможно организовать украинскую экспедицию на Эверест?
– Было украинское восхождение в 1999-м по классическому маршруту из Тибета. Но времени с тех пор уже много прошло, выросло новое поколение ребят. Я считаю, пора уже проводить чисто харьковскую экспедицию. Это возможно – люди есть, подготовка есть, денег нет. Найдем финансирование – пойдем. Скорее всего, весной следующего года.
– Как вы относитесь к тому, что Эверест сейчас становится коммерческой забавой для богатых, но не очень подготовленных людей?
– Многие считают так: раз я заплатил деньги, то я зайду. Но это не всегда получается. Мы тем, кто к нам обращается за сопровождением, советуем пройти определенную подготовку. Практически каждый здоровый человек может подняться на Эверест, но перед этим надо как минимум на два семитысячника зайти. Это займет примерно два года.
– Бытует мнение, что на Эвересте все обочины завалены альпинистским мусором. Это так?
– В последнее время каждая экспедиция оставляет экологический залог – 4 тысячи долларов. И если она не сдает полностью весь мусор – баллоны, банки, батарейки и все остальное – эти деньги остаются на экологические нужды. Поэтому каждый старается все унести.
– А тела погибших остаются на вершинах?
– Я в 2005 году наблюдал, как спускали тело японского альпиниста с высоты 8700 метров. Там экспедиция состояла из 30 шерпов и стоила четверть миллиона долларов. Многие поднимают тему о том, что группы проходят мимо упавших альпинистов обессиленных и не останавливаются, чтобы их спасти. Дело в том, что если такие участники коммерческих походов остановятся, жертв будет гораздо больше. Дай бог, чтобы они сами дошли вниз.
– Постоянное соседство со смертью наверняка меняет к ней отношение?
– Мы не думаем об этом. Мы же идем в горы не погибать. Если все предусмотреть – то все будет нормально.
