Пять дней до Независимости. Как Харьков пережил путч в августе 1991 года

30 лет назад тысячи харьковчан осадили «белый дом», чтобы изгнать оттуда руководителей советской Компартии. Сегодня участники событий вспоминают, как приветствовали Независимость, требовали снести памятник Ленину и декоммунизировать Харьков.

Самый первый харьковский майдан начинался в 1990 году в саду Шевченко возле памятного знака в честь провозглашения суверенитета Украины. Там читали стихи, туда приносили желто-голубые флаги, оттуда диссидентов часто отвозили в отделение милиции. А уже через год несколько сот харьковчан выдвинулись отсюда к обкому партии, чтобы забрать ключи от него. KHARKIV Today поговорил с активистами, правозащитниками, репортерами, которые были участниками этих событий.

Виктор Маринчак "На каждой службе присутствовали один-два представителя КГБ"

В день, когда по телевизору всего Советского Союза показывали балет, в Харькове готовились к первой службе возле Иоанно-Богословского храма. Поэтому настоятель храма отец Виктор Маринчак утром не видел балет по телевизору — перед службой было немало хлопот. Тем не менее, дорога в церковь была непростой.

"Тогда любые движения, хоть немного напоминающие националистические, толковались как враждебные. Украинская православная церковь, к которой я принадлежал, была под подозрением в КГБ. Когда 19 августа я шел на первую службу возле храма, жена боялась меня одного отпускать, отправила со мной 10-летнюю дочь. Какие-то двое подозрительных людей посмотрели на нас внимательно и пошли по нашему маршруту — один впереди, один сзади. Затем уже в храме пришел староста и рассказал о путче в Москве. Говорил, что какая-то клика захватила власть и все очень серьезно. А я сказал: "Несерьезно! Если бы все было серьезно, мы бы с вами здесь не встретились ". Тогда не было никакого страха", — вспоминает отец Виктор.

Его жена, наоборот, опасалась, что украинского священника в тогда еще советском храме после службы арестуют. Но на ту первую службу пришло около 200 человек — вся проукраинская общественность Харькова, даже атеисты, которые в церковь с тех пор больше не ходили, понимали, что нужна поддержка.

"К жене тогда подошел профессор Александр Юрченко с кафедры украинского языка и сказал: "Не бойтесь, они уже ничего не могут". Я благодарен ему за эту поддержку все 30 лет. И в тот день, и потом еще в течение двух месяцев, на каждой службе один-два представители КГБ присутствовали. Но уже ничего не могли сделать. Тогда у них уже пропал драйв", — вспоминает священник.

Никаких провокаций во время молебна не было, поэтому Виктор Маринчак поехал в центр города. Там уже на каждом столбе была открытка с призывом Ельцина оказывать сопротивление путчу. Он тогда очень удивился, как они попали за ночь из Москвы в Киев. За несколько дней в Украине была провозглашена Независимость, а в Москве под танками погибли трое молодых людей. Украинская религиозная община собралась в Молодежном парке возле Креста жертвам Голодомора, чтобы отслужить за ними панихиду. В Харькове же никаких столкновений не было.

Леонид Логвиненко: "Депутаты хотели подземными переходами бежать из зала"

Журналист и писатель Леонид Логвиненко в 1991 году работал фотокорреспондентом газеты "Вечерний Харьков".

"19 августа я пошел на работу. Оказалось, что в редакцию пришло ЦУ — публиковать письма трудящихся в поддержку путча. Все газеты тогда вышли с такими письмами. Мы с коллегой, чтобы ничего такого не заставили писать, нашли какую-то тему подальше от всего этого и слиняли с работы к пивбару возле кинотеатра "Киев". Не скажу, что был какой-то страх, но переживали", — вспоминает он.

23 августа журналист вместе с единомышленниками отправился в Киев, где должны были провозгласить Независимость. Под Верховной Радой собралось много людей, поэтому пришлось залезть на скульптуры возле парламента, чтобы что-то сфотографировать. Ждать пришлось очень долго — Независимость  не провозглашали.

"Мы с Лесем Кусайкиним тогда первыми начали кричать "Свобода или смерть", толпа подхватила. Депутаты хотели подземными переходами бежать из зала, но их не пустили. Люди начали кричать "Флаг на Раду". Уже вечерело, какая-то женщина стала под Радой, подняла  Библию перед собой и начала молиться. И вскоре после этого Независимость наконец провозгласили", — рассказывает Леонид.

Репортер привез из столице множество снимков. На одном из них какой-то человек держал в руках плакат "Киев против Москвы". В редакции сначала хотели эту надпись замазать, а потом вообще отказались ставить такую ​​фотографию. Журналист вспоминает, как в первые дни после провозглашения Независимости вместе с активистами пошел в Киевский райком партии — пообщаться с руководством о событиях последних дней.

«Приходим — двери закрыты, какие-то партийные чиновники выглядывают из окон. Тогда там первым секретарем был Александр Кривцов (затем занимал должность заместителя городского головы Харькова, — ред.). Пустил нас, очень переживал тогда. Он никогда не курил, но тогда попросил у нас закурить. Говорил, что осуждает ГКЧП — впрочем, они все тогда так стали говорить", — вспоминает репортер.

А дальше началась новая жизнь с новыми трудностями. Уже тогда встал вопрос Крыма. Большой проблемой была граница с Россией, которую никто не охранял — ее пришлось патрулировать милиционерам. Некоторое время в Украине и России даже была общая армия.

Вспоминая события 1991 года, Леонид Логвиненко грустит, что Украине удалось не так много, как мечтали тогда.

"Тогда мне было 30 лет, было очень много надежд. Сейчас мне 60, и до моей мечты об Украине еще очень далеко. Очень хотелось бы хоть кусочек того прекрасного будущего увидеть".

Ольга Резниченко: «Кушнарев испугался, что мы разнесем этот обком"

Сотрудница Литмузея Ольга Резниченко берет архивы с пленками. Сейчас она готовит выставку "30 шагов Независимости по-харьковски». Первые шаги Ольга вместе с единомышленниками сделала немногим более 30 лет назад. Движение, которое провело к блокаде обкома в августовские дни 1991 года, начиналось гораздо раньше.

"В Харькове тогда были разные демократические движения: "Апрель","Шанс","Ноябрь", анархо-синдикалисты. Довольно часто митинги они делали все вместе, в отличие от нашего времени. Тогда все объединялись против коммунистов. Одна из первых акций, на которую я попала, была в 1988-м, мы собрались на площади за памятником, который называли "Пятеро несут холодильник из ломбарда" в день рождения Тараса Шевченко. Читали стихи, поэт Степан Сапеляк держал "Кобзарь", но появились какие-то мужчины и выхватили у него из рук книгу", — вспоминает бурные 80-е участница движения за Независимость.

Жизнь украинской интеллигенции в Харькове была веселой, но непростой. Активисты собирались в саду Шевченко или у Зеркальной струи почитать стихи или обсудить политические новости, но их "пасла" милиция, поэтому часто приходилось ночевать не дома, а в участке. Как бы там ни было, а демократические движения в Харькове конца 80-х — начале 90-х были настолько мощными, что на выборах 1990 года в горсовет прошло около 70% представителей так называемой Демократической платформы КПСС.

19 августа, когда ГКЧП (Госкомитет по чрезвычайному положению) захватил власть, активисты пошли на площадь.

"Было ощущение, что надо выходить и окончательно разрывать отношения с советщиной. Мы были большими романтиками, мы думали: будет принята национальная символика, поднят флаг, и Украина сразу начнет процветать. Я приехала к обкому, а там люди начали его окружать, чтобы они не вынесли оттуда свои документы, и была возможность люстрировать все эту среду. Мы хотели ночевать вокруг  обкома, перекрыли все выходы. Тогда Кушнарев (в 1991 году возглавлял Харьковский горисполком, — ред.) испугался, что мы разнесем этот обком, он приехал и ключ передали нам", — рассказала Ольга Ивановна KHARKIV Today.

По ее словам, тогда в Харькове были и те, кто тосковал по советскому прошлому, но большинство стремилось к другому: "Большинство харьковчан не хотели, чтобы коммуняки оставались у власти".

Евгений Захаров: "Масельский наотрез отказался разгонять митинг" 

Одним из тех, кто опечатывал обком в бурные дни путча, был правозащитник Евгений Захаров. Он вспомнил, что одним из первых получил по факсу из московских информагенств текст заявления Бориса Ельцина о незаконном перевороте и побежал читать его на площадь тогда еще Дзержинского. В это время другой известный правозащитник Генрих Алтунян поехал с факсом в горсовет.

"Он говорит, что после получения информации в горсовете люди немного успокоились. Женя Кушнарев отошел от страха, собрался с духом, убрал свой обычно — почтенный и надменный — вид и решил созвать экстренную сессию горсовета. Во вторник не успеваем — значит, в среду. Председатель облсовета Александр Масельский, наоборот, распустил намеченную заранее на 20 ноября сессию — "Нам надо собирать хлеб". Алтунян рассказывает, что Александр Степанович еще днем ​​наотрез отказался разгонять митинг на площади", — вспоминает Захаров.

Обком окружили 24 августа. Прошли слухи, что коммунисты там жгут бумаги. Позвали на переговоры первого секретаря Анатолия Мялицу, но доверия к нему уже не было, договориться не получилось. Потом приехал Евгений Кушнарев и предложил правозащитникам и депутатам горсовета запечатать обком, чтобы ничего оттуда не исчезло.

"Сотрудники обкома покидают здание. Толпа, заметно увеличившаяся с утра, встречает каждого улюлюканьем и свистом. Наконец выходим на улицу и запечатываем входные двери. Я был самым высоким из всех, потому поднял бумажную ленту с печатью как можно выше и приклеил ее к двери. Толпа ревет от восторга. Шум невероятный, крики, свист. Рядом Мялица, он с трудом закрывает входные двери большим ключом и крутит его в руках, будто не знает, куда девать. Я выхватываю у него ключ с рук и говорю, что пусть он побудет у меня. Мялица протестует, я не отдаю. Толпа кричит. Тогда Мялица соглашается, но при условии: что я принесу ключ в понедельник в 8 утра. Я не отказываюсь, и Мялица под свист и крики ретируется", — вспоминает правозащитник.

Но ключ отдавать не пришлось — Верховная Рада запретила компартию СССР, и делами обкома уже занималась ликвидационная комиссия.

26 августа собралась сессия горсовета и переименовала площадь Дзержинского на площадь Свободы. Хотели еще тогда снести памятник Ленину, но не хватило трех голосов. Ленин остался на площади Свободы, и началась уже совсем другая история.

Евгения Левинштейн: "Мы и не думали, что Украина может получить Независимость"

Сегодня Евгения Левинштейн известна как куратор волонтерских проектов, в частности, "Оленей Святого Николая", что возят на Рождество подарки детям прифронтовой зоны. В начале 90-х она, как и множество молодых людей Советского Союза, увлекалась демократическими движениями и ролевыми играми.

"Мы до 90-го года были активными участниками событий, были анархистами, выступали за декоммунизацию, которая началась уже тогда — мы требовали переименования кинотеатра Жданова, который был на Пушкинской. То есть все началось гораздо раньше 1991 года, когда наша компания увлеклась ролевыми играми. В августе мы как раз ездили в Москву на большую игру по мотивам "Властелина колец". Мы проиграли, наш Гондор пал, Арагорн был "убит", Кольцо попало к черным. Пол ночи мы говорили о добре и зле. А в шесть утра позвонил один из друзей: "В стране фашистский переворот".

Следующие четыре дня мы сидели на полу комнаты, посреди которой стоял приемник, и слушали новости — что происходит возле белого дома. И мы знали, что если ГКЧП останется у власти,  значит не будет для нас ничего хорошего.

Когда все кончилось, было большое облегчение и шок, потому что до этого мы и не думали, что Украина может получить Независимость. Я подумала: "Неужели так может быть? Я могу отделиться от этой пассивной ответственности за деятельность этой идиотской страны?". Оказалось, что это возможно".

Юрий Ворошилов: «Толпа превращалась в народ"

В 1991 году Юрий Ворошилов работал фотокорреспондентом в газете "Социалистическая Харьковщина". Он уже успел прославиться серией снимков с Чорнобильской АЭС в дни катастрофы. О путче, как и большинство харьковчан, он узнал из балета по телевизору.

"Когда произошел путч, я первым делом подумал: "Как хорошо, теперь не надо будет платить членские взносы", потому что газета же была партийная. А потом бегал по Харькову и думал, куда спрятать чернобыльские негативы, потому что кто его знает, кто там пришел к власти и что мне за них будет, а эти фотографии дались мне очень тяжело, хотелось сохранить их".

Тогда не было никакой рефлексии, не было осознания, что Союза не будет. Просто было событие, и мне надо было быть возле обкома, потому что по телефону не сфотографируешь. Понимание важности события пришло уже потом.

Перед этим мы тоже тусовались, собирались по кафе, были какие-то островки свободы, но все очень локально. Тогда люди как-то осознали впервые, что они не толпа, а граждане. Это была совсем другая аура. Толпа превращалась в народ. Это был невероятный этап взросления ".