Наталья Ворожбит: «Государство осознало, что кино – это оружие»
8 ноября в украинский прокат выходит фильм Ярослава Лодыгина «Дикое поле» по роману Сергея Жадана «Ворошиловград». Накануне премьеры мы встретились со сценаристкой фильма Натальей Ворожбит и поговорили о том, тяжело ли понять Донбасс, каково работать с Жаданом, что сказали защитники Донецкого аэропорта о фильме «Киборги» и почему в Украине снова снимают кино.
Наталья приехала в Харьков, чтобы судить конкурсную программу фестиваля документального кино Kharkiv MeetDocs. Документалистика – самое качественное кино в Украине, считает сценаристка, однако мы поговорили, прежде всего, об отечественных художественных фильмах, к которым Наталья Ворожбит приложила руку в качестве автора сценария.
«Надо было этот роман не испортить»
– Скоро на экраны выходит «Дикое поле», к которому вы писали сценарий. Это был первый сценарий по художественному произведению, который вы сделали?
– Да, первый. Когда пишешь личный сценарий – ты полноценный автор, пишешь только о том, что тебя волнует на 100 %. Когда пишешь сценарий по чужому роману, о своих амбициях надо забыть. Моя работа – вспомогательная, мне надо было этот роман не испортить, оставить узнаваемым. Для меня это – более сложная работа.
– Сергей Жадан вносил свои правки, вмешивался в работу?
– Сергей и Ярослав Лодыгин долгое время сами пытались написать сценарий, у них не получалось и они обратились ко мне. Свое произведение переделывать сложнее, чем чужое, а там действительно нужно было много сокращать – и линии, и сюжет, отказываться от каких-то «вкусных» вещей, которые в кино сложно сделать. Мы встретились и втроем поездили по местам событий романа, Сергей все показывал и вдохновлял нас. Я очень боялась облажаться, приступая к тексту, но это был тот случай, когда пиетет надо было убирать, иначе ты не сможешь работать.
– Как насчет небольшого спойлера для фанатов книги? Чего не будет в фильме?
– Я не видела окончательную версию, могу сказать по сценарию. В книге есть ряд похожих персонажей, мы их объединяли. Но это – персонажи второстепенные. Главные герои остались все. Пришлось додумывать любовную линию. В первой части романа она очень активно развивалась, но в какой-то момент победили все эти «пацанячьи дела», и только в конце автор вспомнил, что надо любовную линию вернуть. В романе с этим – никаких проблем, но в сценарии надо было это подтягивать и структурировать, чтобы героиню не забыли, чтобы женская аудитория тоже смотрела фильм.
Я слышала, что кое-какие очень важные вещи из окончательной версии убрали, просто не поместились по хронометражу. Одной из самых важных и любимых сцен романа – сцены на футбольном поле – в фильме не будет, и это огромная потеря.
– Каким вам показался Донбасс, когда вы ездили с Жаданом в Старобельск, путешествовали по местам действий фильма? Что это за Украина? Или это уже не Украина, а «дикое поле»?
– Болезненный вопрос. Мы работали в разных городах Донецкой и Луганской областей, и они все разные по сути. Многое зависит от того, какие градообразующие предприятия есть в городе, от взглядов руководства зависят настроения и взгляды населения. Я думала, Старобельск такой индустриальный город с домами в пять и девять этажей. И я была потрясена, когда увидела этот старинный красивый городок, романтическое место. Не ожидала этого.
«Донбасс – это уже родная территория»
– Вы очень много сейчас пишите о Донбассе. «Киборги», «Дикое поле», недавно была премьера спектакля «Плохие дороги». Как меняется ваше отношение к региону от работы к работе?
– До войны я дальше Харькова не ездила. В конце 2014-го начали ездить на Донбасс с разными проектами, и помню это ощущение вины, депрессии, беспомощности. В первые годы мы много работали с подростками, военными, переселенцами, делали документальные проекты, документальный театр. Сейчас Донбасс – это уже родная территория. Территория боли, но и территория каких-то хороших вещей. Мы многих прекрасных людей там встретили.
– Эти проекты помогли сломать какие-то стереотипы о Донбассе и его людях?
– В каких-то случаях нам удалось разрушать стереотипы. Когда людей пугают друг другом, когда они начинают общаться, эти стереотипы разрушаются. Например, представление о том, что Донбасс весь абсолютно пророссийский – это неправда. Мы встречали огромное количество людей, которые любят Украину и ощущают себя украинцами. Оптимистически кричать, что проблем нет – тоже неправильно. Если с людьми работать и делать с ними интересные проекты – без пропаганды – это работает. Но есть такая тенденция: в той же Авдеевке в сотни раз больше сейчас инициатив, культурных проектов, чем в Западной Украине. Там местами все мхом поросло, а уровень сознательности граждан хуже, чем на востоке. Там, особенно на границе с Венгрией, – очень неоднозначный регион.
– В таких случаях должна быть пропаганда в кино? Должны ли кинематографисты заниматься воспитанием патриотизма?
– А что такое патриотизм? В пьесе «Плохие дороги» много есть нелицеприятного о нас, об украинцах, и украинской армии. Но я считаю, что это – глубоко патриотичное кино, потому что там есть анализ и желание что-то менять. Но на питчинге (презентации кинопроекта – прим. «ХН»), куда я подавала этот сценарий, я не прошла. Мне потом намекнули, что это недостаточно патриотично. Но патриотизм – это не воспевание. Это – любовь, и она не слепая. Если ты показываешь свою любовь к этой несовершенной стране, мучаешься ее несовершенством и работаешь над ошибками – это и есть патриотизм. По крайней мере, в «Киборгах» мы старались показать именно это.
– Когда вы работали над «Киборгами», было предчувствие, что фильм станет таким хитом?
– Это была такая неизведанная почва – до этого я не писала о войне. И больше всего боялась того, что скажут те, о ком я писала. Но «киборгам» понравилось. Понятное дело, говорили: там не те нашивки, а почему вот этого батальона нет... Но это все мелочи. Самое интересно, что люди, которых я не знала, узнавали себя в каких-то персонажах и говорили: «Я – прототип».
«У нас больше драмы»
– Последние два года в Украине начали снимать довольно много фильмов. С чем это связано?
– Две причины. Все, что происходит сейчас в Украине, способствует творческому подъему. Появились темы, люди как-то проснулись, в них много эмоций – и хочется это куда-то девать. Во-вторых, государство осознало, что кино – это культурное оружие, что это важно в международном контексте. Начали давать деньги. Сейчас небольшой хаос, потому что непонятно, кому и на что давать – рынка долго не было. Будет много и плохого кино, но сам процесс важен, у нас может быть прорыв в кино – есть шанс. Если, конечно, не задавят лжепатриотическим направлением.
– Миру интересно украинское кино?
– Многие вещи, которые у нас в прокате провалились, в Европе получают много призов. Например, «Стремглав» Марии Степанской, который в украинских кинотеатрах прошел почти незаметно, отметили уже не на одном кинофестивале.
– А почему им интересно о нас?
– Для них наши реалии – экзотика, как страшная сказка. Опыт, который они могут получить только через кино или спектакль. На Западе есть довольно узкий ряд тем, который уже частично исчерпался – ЛГБТ, глобализация, беженцы – и о них все пишут. У нас есть другие темы и больше драмы.
– Насколько документалистика в Украине востребована?
– Документалистика – это лучшее, что есть в украинском кино. Лучшие украинские фестивали – это фестивали документального кино. Здесь говорят о самом важном. И наше документальное кино качественное. Документалисты больше соприкасаются с реальной жизнью и честнее работают.
– Расскажите о предложениях начинающих кинематографистов на Kharkiv MeetDocs. Что понравилось, что удивило?
– Из одиннадцати проектов девять или десять касались темы войны. Это не удивило, впрочем. Как ни крути, но вокруг этой темы собрались все наши страхи и мысли. Порадовало, что в наш личный шорт-лист (членов жури) вошли проекты двух девушек, одна из них и получила камеру. Это будет личная история о близких автору людях, которые работают на шахте рядом с линией фронта.
