Вдова убитого депутата Госдумы Мария Максакова: «Жаль, что киллеру моего мужа не удалось сохранить жизнь»

На прошлой неделе в Харькове выступила Мария Максакова – на сцене ХНАТОБа она исполнила партию Дездемоны в опере «Отелло». Последние несколько лет шекспировские страсти кипят и в жизни певицы: в конце 2016-го Максакова, на тот момент депутат Госдумы от «Единой России», вместе с супругом, депутатом от КПРФ Денисом Вороненковым, неожиданно перебрались в Украину. 23 марта 2017-го в центре Киева Вороненкова застрелили. По данным ГПУ, убийство заказал отец двоих детей Максаковой, криминальный авторитет Владимир Тюрин, чьи интересы совпали с интересами ФСБ. Старшие дети певицы живут с отцом в России, а ее мать, актриса Людмила Максакова, прокомментировала гибель зятя словами: «Слава богу, что в конце концов его убили».

В годовщину гибели Дениса Вороненкова «Харьковская неделя» поговорила с Марией Максаковой о предполагаемых мотивах и заказчиках убийства супруга, а также изнанке российского политикума.

«Не проголосую – внесут в черный список»

– В Харькове вы будете исполнять партию Дездемоны. Какие черты в образе этой героини вам близки?

– Как не стараешься раскрыть этот образ и действовать строго в соответствии с пожеланиями автора, все равно привносишь что-то свое в линию поведения и характер персонажа. Как когда-то говорила мама: «На дверях Щукинского училища написано: «От себя». От себя добавлю, что у Дездемоны ведь какая философия жизни: она католичка, очень верующий человек, и для себя решает, что бог дал ей мужа, которого она любит с детства, – это действительно огромная любовь. Она считает, что испытание, которое ей дано в земной жизни, предшествует ее дальнейшей жизни вечной. Брачное ложе превращается в смертное. Она говорит: «Я иду к моему Господу. Я умерла безвинной». В этом, собственно, суть всего ее поведения. Она не замаралась, не пыталась раскопать эту интригу, к ней не прилипло никакой грязи, несмотря на то, что ее окружение достаточно специфически себя ведет. Как было у Толстого когда-то сказано – непротивления злу насилием. Она не сопротивляется этому злу, считает, что бог должен все управить по-своему и ведет себя в соответствии с высокими нормами своей собственной или на тот момент общепринятой морали.

– Почему, по-вашему, трагедии Шекспира остаются актуальными и в наши дни?

– А что может измениться в человеческих отношениях? Только форма, привычки, бытовые вещи. Мне кажется, все то, что там описано – и страсть, и великая любовь, и ревность, и доверие, и обман, и предательство, и подлость – все это было в моей жизни. Столько всего резонирует – это не может устареть.

– Из каких соображений вы, успешная оперная певица, решили пойти в политику, выбрав «Единую Россию»?

– Это был такой побег. У меня, к сожалению, сложилась такая личная ситуация на тот момент, что я просто не понимала, как еще мне вырваться из лап этого чудовища [Владимира Тюрина – прим. «ХН»]. Я уже понимала, что жить с ним невозможно, что он человек опасный… Но конечно, и предположить не могла, что до такой степени. Пока я в Госдуме находилась, старалась честно выполнять свои обязанности, была достаточно нелояльным депутатом. В итоге, спасаясь от основной проблемы, еще и размножила кучу других.

– На время вашей каденции пришлось принятие целого ряда репрессивных законов – например, о запрете на усыновление российских детей гражданами США («закон Димы Яковлева»), «антитеррористический» «пакет Яровой»…

– Я же за эти законы не голосовала. Меня вызвали между вторым и третьим чтением, сказали, что если я опять не проголосую за закон Димы Яковлева, буду навеки вечные внесена в черный список. Я нажала «воздержаться». Так же точно я проголосовала за «пакет Яровой». У меня было классическое несогласие, они бегали по залу: «Кто, кто не проголосовал? Опять Максакова!».

– Не было ли у вас отвращения от того, что вы являетесь частью этой системы?

– Конечно было. Но представьте себе, что я проголосовала бы против! В принципе есть фасон, когда вы вообще не голосуете, делаете вид, что просто проворонили. Я же открыто это сделала, то есть все понимали, что я не готова поддерживать [этот закон].

– Существует ли давление внутри "Единой России", когда депутат принимает решение, противоречащие общему вектору?

– Конечно. Есть внутрипартийная этика, то есть принятые на фракции решения должны быть поддержаны всеми ее членами. Для очистки совести вы, конечно, можете сделать вид, что на фракции с кем-то поругались, повздорили, поспорили, но это никак не отражается на принятии решения. Такие вещи тоже были на моей практике, например, когда пытались внести изменения в Трудовой кодекс в отношении артистов по переводу на контрактную систему с бессрочными трудовыми договорами – я достаточно доходчиво объясняла, почему этого делать не надо. Фракционное решение особо не изменилось, но было восемь депутатов из «Единой России», которые проголосовали против, как и я. Но еще три перебежчика из «Правороссов» проголосовали за, и с перевесом в один голос в первом чтении решение было принято. Но потом его заблокировали во втором. Бывают случаи, когда какая-то борьба возможна, но когда это не самый политически принципиальный закон; когда решение принято гораздо выше, такое неповиновение вообще никак не одобряется.

– Какие настроения царили в Госдуме после начала Евромайдана? Обсуждалась ли подготовка аннексии Крыма и начало войны на Донбассе?

– Мне кажется, это все было достаточно спонтанно. Может быть, я не так глубоко жила политической жизнью – бегала по трем работам, преподавала, пела в Мариинском театре – это другой город, Санкт-Петербург, соответственно я большую часть времени проводила в «Сапсанах» [скоростных поездах – прим. ХН»] между Москвой и Санкт-Петербургом. Я – во всяком случае вплоть до Олимпиады – абсолютно не чувствовала этих веяний. А вот сразу после хорошо почувствовала этот крен: было очень резкое ощущение смены риторики телевидения, совершенно другой уровень агрессивности, все очень резко изменилось, но – удивительное дело – не встретило никакого отторжения.

– Вы неоднократно утверждали в интервью, что в момент голосования за аннексию Крыма вас не было в России, а кнопку за вас нажали…

– Да, это очевидный факт, что меня не было в стране. У меня есть штампы в паспорте, я фотографии из Таиланда ежедневно постила. Единственное, что не учла, – отозвать свой голос можно только в день голосования. В дальнейшем повлиять на это – в том числе через суд – невозможно.

«Материалы дела – Юморина-2016»

– Денис Вороненков говорил, что решил покинуть Россию из-за уголовного преследования. Какие мотивы были у российских правоохранительных органов, фактически действующих в связке с властью, преследовать лояльного к системе политика?

– Это месть за расследование, которое он проводил, когда был полковником Федеральной службы безопасности РФ по контролю за оборотом наркотиков. Они расследовали крупнейшие контрабандные потоки, конфисковали огромную сумму денег у высшего руководства ФСБ. В итоге все были уволены, но ни один не предстал перед судом; большинство из них потом были прикомандированы в разные службы безопасности крупных компаний – нельзя сказать, что жизнь выкинула их за борт. При этом все 11 человек, которые расследовали, пострадали: кого-то ломала тюрьма, два года отбывали. Глава службы [Федеральной службы безопасности РФ по контролю за оборотом наркотиков - прим. "ХН"] на тот момент Виктор Черкесов старался как мог вытаскивать своих сослуживцев… Дело Дениса фабриковали в силу мести. Но он юридически преодолел все проблемы – приехав в Украину, получив украинское гражданство, в данном случае невозможно было его заочно судить в России, потому что они обязаны были переслать материалы дела в Киевскую прокуратуру или ГПУ. Но материалы дела – это фельетон, Юморина-2016. Было совершенно понятно, что ни к чему эти усилия больше не приведут и в международном розыске он находиться не будет: для него будет открыт весь мир, за исключением этой самой 1/6 части суши – но тут бы пришлось, конечно, отказать себе в поездках.

– Сегодня ровно год с момента убийства вашего супруга. Что удалось следствию за это время, а что нет?

– Это выдающаяся работа – на территории постсоветского пространства можно пересчитать по пальцам все раскрытые заказные убийства. Удачей было то, что охранник сумел ранить киллера. Жаль, что не удалось сохранить ему жизнь. С одной стороны, эмоционально это, может, и облегчает, но с точки зрения скорости следствия – если б можно было его допросить, процесс шел бы быстрее. Достаточно быстро вышли на заказчика, другое дело, что оставалось непонятным, как же так получается, что преследовали его все время бывшие сотрудники ФСБ, а заказчиком оказался ревнивец [Владимир Тюрин – прим. «ХН»]. Вплоть до Тюрина все установлено, но дальше надо было бы, чтобы российская сторона оказывала содействие в допросах либо экстрадировала его для дальнейших следственных мероприятий и допросов в суде. Но Россия остается абсолютно глухой ко всем бумагам, которые направляет Украина. Документы переданы в Интерпол: думаю, в достаточно сжатые сроки Тюрина объявят в международный розыск, в отношении него будут введены персональные американские санкции.

– Зачем Тюрину заказывать убийство вашего мужа?

– Тюрин достаточно психопатичен. Он сам по себе такой человек, прошел три тюремных срока, выжил в этих условиях, борется за свою жизнь такими методами, что не дай бог. Денис для него – состоявшийся в профессиональном плане человек: окончил Суворовское училище, депутат Госдумы, полковник юстиции, полковник полиции, красивый молодой парень. Это просто картинка. Для него каждый день смотреть и понимать, какое же он по сравнению с ним ничтожество... И это, видать, его допекло. Сначала он делал вид, что за меня рад и даже пришел на встречу, сказал, что я заслужила простого человеческого счастья, но потом что-то переклинило и он занял совершенно другую позицию: начал драться за детей, вступил в жесткий конфликт, постоянно кричал, по телефону сыпал угрозами. Но я все равно считала, что не может быть вероломства такого масштаба… Денису это все было известно. Я старалась максимально всегда сопровождать его, у меня почему-то было твердое чувство, что пока я рядом, с ним ничего не должно случиться. Накануне того злополучного утра он меня как-то убедил, что не надо с ним идти.

«Команды Путина не было»

– В ноябре 2017-го в Харькове застрелили Эдуарда Аксельрода, также известного как «Эдик Лепа», через которого, по данным ГПУ, осуществлялась связь Тюрина с руководителем преступной группы исполнителей Юрием Василенко. Вам что-либо известно об их взаимодействии?

– Подробности мне, конечно, известны, но есть тайна следствия, не хочу ее нарушать. Василенко – тоже в прошлом харьковчанин – сначала скрывался от украинского следствия. Но потом российское следствие приблизилось к раскрытию другого убийства – лидера «Оплота» [Евгения Жилина] – и вышло как раз на то, что это опять-таки Василенко с его подельниками. Я так понимаю, что ему и в России, где он скрывается, будет предъявлено обвинение. Но, с другой стороны, чем больше обрываются нити, которые ведут к Тюрину, тем больше он чувствует себя в безопасности.

– Генпрокуратура Украины изначально озвучивала версию об убийстве Вороненкова как свидетеля в деле Виктора Януковича о государственной измене. Сегодня эту версии уже не рассматривают?

– Это совпадение. Убивать его и мотивировать исключительно тем, что ему мстят за добросовестное расследование 2007 года – это как-то, знаете... Поэтому он сам в этом смысле лишился прежнего иммунитета, он четко перешел на сторону Украины в конфликте, в той сложной ситуации политического кризиса. Он сам готов был свидетельствовать, и, несмотря на то, что случилось, его свидетельские показания были, наверное, приобщены к материалам дела. Но, как ни крути, – свидетелей по делу Януковича сотни. Собственно, то что произошло с Денисом, объяснять только политическим мотивом, конечно, нет никакого смысла. Но то, что те, которые хотели его давным-давно уничтожить…

– Кто именно, ФСБ?

– Враги имеют тенденцию объединять усилия. У меня была одна проблема в жизни, у него – другая. В итоге они выросли в одну огромную проблему. Я говорю то, что мне известно со слов самого Дениса. Он озвучивал фамилии этих людей в прессе, у меня нет оснований сомневаться в том, что ему было хорошо и доподлинно известно, кто именно и за что пытается с ним поквитаться.

– Бытует мнение, что российские спецслужбы получили от Путина установку на ликвидацию так называемых нацпредателей. Мог ли ваш супруг быть в этом списке так же, как, например, отравленный в Солсбери шпион-перебежчик Сергей Скрипаль?

– История со Скрипалем известна мне только из прессы, но историю с Денисом я знаю изнутри. Я абсолютно убеждена, что никакой команды Кремля и тем более Путина в отношении Дениса не было.

– Есть ли у вас охрана? Опасаетесь ли вы за свою жизнь?

– Мне государство предоставило охрану, как и Денису в тот момент времени. Но тогда эта охрана только формировалась, через какое-то время они бы выработали такой протокол, что, наверное, это [убийство Вороненова – прим. «ХН»] было бы невозможно уже сделать… И как-то поэтому они торопились, наверное, потому что понимали, что вот-вот – и он окажется под хорошей защитой. Когда это случилось, мне была предоставлена охрана, за что я очень благодарна президенту и Украине, потому что если бы охраны не было, думаю, моя судьба точно бы сложилась иначе – весьма вероятно, что меня бы просто выкрали.

– Когда вы последний раз общались с вашей матерью? Предпринимает ли она какие-либо попытки восстановить с вами отношения?

– Моя мама общается с Тюриным, что мне кажется диким и непозволительным в этой ситуации. Соответственно, если общение с Тюриным кажется ей более дорогим и значительным чем со мной – она делает этот выбор каждый день. И мотивировать это тем, что она якобы хочет поддерживать отношение с внуками… Если бы он понимал, что результатом будет анафема, еще бы подумал, делать такое или нет. Но ничего этого не происходит.

– Помогает ли вам работа абстрагироваться?

– Я считаю работу спасением – тем более, что в этот раз совпало с трагической годовщиной. Сегодня был прогон, и в тот момент, когда без работы дома я лезла бы на стену, я стояла на сцене и думала о великой музыке Верди.