Три года на материке. Как живут в Харькове бывшие крымчане
24 февраля 2014 года Украина запомнит навсегда. Именно тогда Россия начала необъявленную военную операцию по оккупации Крыма.
Позже на полуострове появились «зеленые человечки», как оказалось впоследствии – войска ВДВ, спецназ ГРУ и чеченский батальон «Восток». В Крыму начались захваты госучреждений и украинских военных объектов, и уже 16 марта на территории полуострова состоялся незаконный референдум. Самопровозглашенные власти объявили, что 95 % крымчан проголосовали за присоединение к России. Позже Меджлис заявил: в псевдореферендуме приняли участие около всего 30-40 % местных жителей. Некоторые из них на голосование пришли под дулами автоматов.
18 марта 2014 года Госдума РФ приняла «Договор о вхождении Крыма в состав РФ», а 21 марта президент Путин подписал указ о ратификации договора и предоставлении Крыму статуса «федерального округа в составе РФ». После этого не согласные с результатами референдума и преследуемые репрессиями жители Крыма начали покидать полуостров.
«ХН» пообщалась с людьми, которые выехали из Крыма и начали новую жизнь на материке.
«Он отказался и пошел сдаваться»
– Я вам все расскажу, только давайте завтра? Я сейчас на «передке», – говорит Влад Гедюн, бывший старший матрос морского тральщика «Черкассы».
За судьбой корабля весной 2014 года на материковой части Украины следили с замиранием сердца. Практически месяц экипаж не сдавался российским военным и ни разу не причалил к берегу. Сначала моряки получили приказ заниматься боевой подготовкой, но потом поняли: нужно готовиться к худшему.
– Мы ждали команд и вели оборону, пришвартованные на причале. Затем вокруг пирса появились «зеленые человечки» – расставили позиции, я так понимаю, на холме выставили миномет, за людьми на нашем корабле постоянно наблюдал снайпер. В штабе Военно-Морских сил начались передряги – военные переходили на сторону россиян, поэтому нам постоянно давали команды то выходить в море, то возвращаться. Мы остановились на озере Донузлав (недалеко от Тарханкута), стали на якорь и держали боевое дежурство. Там начали уничтожать технику, секретную аппаратуру и документацию. Стояли так 4-5 дней, затем командир бригады дал команду идти на базу, но он, как оказалось, перешел на сторону России и хотел нас сдать. Мы увидели на штабе триколор и отказались идти туда. Командир морского тральщика «Чернигов» сдал свой корабль. Четверо ребят оттуда связались с нашим командиром, и он дал добро, чтобы мы забрали их с берега, потому что они не хотели сдаваться и просто так уезжать. Люди, естественно, были нужны, – вспоминает Гедюн.
Командир экипажа постоянно вел переговоры с россиянами, которые обещали украинским военным золотые горы, если те перейдут на их сторону. На тральщике «Черкассы» таких оказалось немного – около 20 человек. Сейчас военные даже не хотят слышать о бывших сослуживцах, которые изменили присяге.
– Не было никаких команд из Киева. Чтобы перегородить нам выход в море, россияне затопили крейсер «Очаков», а рядом с ним – небольшой водолазный катер, – вспоминает Влад. – Мы его пытались оттянуть. Помню, как наш командир просил командира тральщика «Чернигов»: «Помоги мне, Боря, вместе мы сможем. Оттащим его двумя кораблями, откроем проход в море, прорвемся и пойдем на Одессу, чтобы корабли не захватили». Он отказался и пошел сдаваться. В этот момент мы проходили мимо его корабля, подняли флаги, включили песню «Врагу не сдается наш гордый Варяг» и пытались прорваться. Оттянуть не получилось – не хватило мощности, очень тяжелый вес катера, и он сильно осел в мул. Пока мы работали, подъехал грузовик с военно-морским спецназом России, высадились снайперы, пулеметчики, заняли боевые позиции. Мы были очень близко к берегу, по нам могли «работать», поэтому мы сбросили концы и ушли в сторону. Затем попытались прорваться еще раз. Нам не хватило около 15 метров, чтобы пройти. Начал работать российский буксир, нас стали таранить, сталкивать нос на мель. Я лично стоял в носу корабля, когда произошло столкновение, и поливал из пожарного рукава их главный командный пункт, откуда управляют кораблем. Эти ребята – «зеленые человечки» – прятались, были с перепуганными глазами. Там тоже молодые пацаны, они не понимали, что происходит. У наших ребят поднялся боевой дух – они увидели, что не такие уже страшные российские спецназовцы, тем более, они нас боятся больше.
Украинским военным тогда запретили открывать огонь и приказали спрятать оружие, чтобы не поддаваться на провокации. Отбиваться от врага они должны были палками. Запасы продовольствия подходили к концу. Экипаж понял: долго держаться они не смогут, скоро их захватят. Влад позвонил отцу. Аркадий Петрович выехал за сыном из Харькова, а затем с берега наблюдал, как россияне атакуют корабль, на котором находился его 20-летний сын.
– Нас захватили, к счастью, никто не пострадал. Четыре быстроходных катера военно-морского спецназа России подошли к нашему тральщику, а буксир «Ковель», который они захватили, оттаскивал нас. Они пытались перегородить путь. У нас отказало запасное румпельное управление рулем, а после очередных взрывов взрывпакета (или что там российские военные бросали) и основное. Просто техника старая и для такого не предназначена. Месяц она работала без передыха и, скорее всего, мы повредили тральщик, когда пытались пройти между двух кораблей. Пришлось остановить корабль, потому что он бы сел на мель, была бы пробоина, и масло, и солярка вышли бы в море и озеро. Мы не могли этого допустить. Командир остановил корабль, дал команду всем, кто находился на верхней палубе и отражал нападение, зайти внутрь, задраиться в отсеках. Россияне высадились на борт корабля и начали штурм. Командир поговорил с их старшим и попросил не трогать экипаж. Тот был только «за».
Тральщик «Черкассы» россияне на буксире притащили на базу. Украинский флаг с него не спускали до тех пор, пока корабль не покинул последний член экипажа. По словам Влада, российские военные отнеслись к ним с уважением – не сдались и остались верны присяге.
Гедюна и его сослуживца привез в Харьков отец. Здесь ребята находились до тех пор, пока им не позвонил командир. После Крыма Влад хотел вернуться в ВМС, отслужил на рейдовом тральщике в Геническе, а затем решил осуществить свою мечту – стать офицером. Через год учебы в Университете Воздушных сил им. Кожедуба уволился по семейным обстоятельствам. Сейчас он в зоне АТО, боец 46-го батальона спецназначения «Донбасс-Украина». Дома военного ждут полуторагодовалый сын, жена и родители.
– Конечно, близкие рассчитывали, что после Крыма я не пойду воевать, но что делать, они приняли мое решение. Я себя вижу только в армии, у меня это получается. За морем очень скучаем, конечно. Я надеюсь, что когда мы отвоюем Луганск и Донецк, вернем и Крым. Я начал эту войну в Крыму и намерен ее там и закончить, – говорит Влад.
«В Крыму я себя не вижу»
Зарема Османова преподавала маркетинг и экономику туризма в Симферопольском университете. Вместе с дочерью Ниаль она выехала из Крыма в Харьков летом 2014 года. «Мы пришли в этот мир, чтобы радоваться», - говорит женщина, заражая своим оптимизмом и верой в будущее. Зарема вспоминает – когда крымчане разделились на несколько лагерей весной 2014-го, ей стало страшно.
– Народ поделили на проукраински и пророссийски настроенных. Мы жили в Бахчисарае и в нашем общем дружном дворе начался раскол. У одного ребенка мама за Россию, кто-то за Украину. Я тогда сказала – мы, крымчане, должны быть дружными. Я думала, что в России все плохо, а в Украине после Майдана жизнь наладится, поэтому уехала сюда. Но тут тоже не все так хорошо, единственное, что радует - здесь пока есть свобода слова. Все мои оппоненты, которые кричали «Ура! Крым - российский», теперь говорят – на фиг ваш Крым, теперь у нас проблемы из-за него. Теперь мы вместе против двух правительств.
В Харьков Зарему пригласили участники местного Евромайдана, тут она жила до 2016 года. Потом ненадолго уехала в Луцк, а сейчас осела в Киеве. Ее 8-летняя дочь учится в музыкальной школе-интернате, играет на фортепиано и единственная из крымско-татарских детей – на бандуре. Сейчас вместе с преподавателем девочка работает над проектом, в котором на украинском народном инструменте прозвучат мелодии ее народа. Мама зарабатывает репетиторством.
– Харьков обожаю, это мой родной город. Я там не встретила ни одного плохого человека. Очень благодарна волонтерам «Станции Харьков» и экс-ректору ХНУРЭ Эдуарду Рубину, которые поддерживали нас. Константину Максименко, с которым мы два года жили на его даче без электричества, без воды. Я впервые жизни взяла в руки серп, начала косить траву, мы сделали грядки и все выращивали сами. Такой жизненный опыт.
С родственниками, которые остались в Крыму, Зарема практически не общается.
– Мне говорят – ты маленькая, но тебя очень много, - смеется женщина. - В Крыму я себя не вижу, мне хочется жить в Киеве. Да и Ниаль через 10 лет вряд ли захочет туда возвращаться. Раньше я умирала с каждым военным… Когда хоронили ребят, где-то в ресторанах танцевали люди. Сейчас от негатива перехожу к позитиву. И я стала аполитичной – не верю даже крымско-татарским политикам. Но очень рада, что лично знакома с Мустафой Джемилевым и Джамалой и горжусь ими.
«Нам угрожали пленом»
С Дмитрием Бутенко мы встречаемся на КПП Харьковского национального университета Воздушных сил им. Кожедуба. В Крыму вместе с семьей он жил с 2001 года. Майор служил в воинской части «Бельбек». С приходом на полуостров России он вместе с побратимами, которые до последнего были верны присяге, держал оборону. Военному до сих пор тяжело вспоминать о событиях в Севастополе.
– Все случилось очень неожиданно. Это был конец февраля. Уже тогда гражданское население было против украинских военных, нас попросили передвигаться по городу не по форме, чтобы никого не провоцировать. Знаете, Севастополь был изначально настроен пророссийски, ощущалось напряжение, агрессивные взгляды. У военных был страх, что на них будут воздействовать через семьи. Тяжело вспоминать… Я сказал жене, что сейчас лучшая помощь для меня – знать, что с ними все нормально. Она до последнего сопротивлялась, не хотела уезжать. Я вывез семью в Запорожье и в течение полусуток вернулся обратно в Севастополь, – рассказывает Бутенко.
22 марта начался штурм «Бельбека». Российские военные на БТРе протаранили ворота и взяли в плен командира – полковника Юлия Мамчура.
– Нашу военную часть штурмовали, но мы ее не сдавали. Но потом российские военные поставили нам условие: если мы не выходим в течение трех дней, то всех нас возьмут в плен, и после этого будут принимать решение по каждому. Давление на нас оказывалось сильное. Была очень грамотная подготовка, и если рубить ее на корню, то, по моему мнению, ничего бы не было. Тогда все продавалось, покупалось, никто не думал о долге, патриотизме – эти моменты были упущены. Мы ждали приказа. Нужно было просто немного поддержать военных, но все взгляды были брошены на Киев, – вспоминает Дмитрий.
Во время выхода военные вывезли с «Бельбека» радиолокационные станции. С личным составом этого не получилось: по разным данным, от 60 до 80 % военных перешли на сторону России.
– С ними я не общаюсь – не интересно. Уже тогда мы расставили все точки над «і», поняли, что оказались по разные стороны баррикад. У нас нет никакой связи с Крымом, несмотря на то, что там остались знакомые. Да, дети помнят полуостров, друзей, учителей, – говорит майор.
После выхода на материк Дмитрий с семьей переехал на малую родину – в Харьков. Здесь определил детей в школу и детский сад, сам начал преподавать. Сначала писал рапорты и рвался в зону АТО, а теперь, говорит, на нем 130 курсантов.
На вопрос о том, хотел бы Дмитрий вернуться в украинский Крым, военный выдерживает паузу и отвечает: «Где-то в глубине души понимаю – да». Он все еще надеется, что мы вернем свой полуостров.
