Алиция Высоцка: «Каждый европеец должен попасть в Африку, чтобы научиться смирению»
В 2015 году польская художница приехала в Кению и организовала в трущобах швейный кооператив. Кенийские женщины не только обрели финансовую независимость, но и стали заниматься искусством. Алиция рассказала «ХН», почему в Бразилии и Сенегале такие кооперативы не прижились и как искусство меняет жизнь людей.
Алиция Высоцка приехала в Харьков как лекторка образовательной программы второй национальной Биеннале молодого искусства, основная программа которой стартует осенью. На лекциях (публичной и для студенток Школы медиаторов Биеннале) она рассказывала о своем невероятном опыте организации творческого кооператива в африканских трущобах. Четыре года назад польская художница попала в бедный пригород Найроби – Матере. Вместе с товарищами из неправительственного фонда Razem Pamoja Foundation она организовала там швейный арт-кооператив.
«Никто не говорит «я» – все говорят «мы»
– Алиция, почему именно Кения?
– Как и многие вещи в жизни, Кения – это случайность. Я встретила людей, которые там работали, и нам очень захотелось поработать вместе.
– И каким было первое впечатление от трущоб Найроби и тех людей, которые там живут?
– Это был культурный шок. Я думаю, каждый европеец должен хотя бы раз в жизни попасть в Африку, чтобы научиться смирению – увидеть все это своими глазами и испытать этот шок.
– Как вы искали женщин для своего проекта?
– Началось все с того, что мы нашли помещение. Дома в Найроби сложно назвать домами. Это просто железные щиты, потолков там нет как таковых, есть только настилы. Несмотря на это, некоторые умудряются делать эти здания двухэтажными. Мы заняли такое помещение, сделали окна, чтобы было больше света и воздуха, – получился оупен спейс. После этого покрасили стены в белый, чтобы это выглядело более празднично и уютно, завезли оборудование, швейные машины. Когда все было готово, решили сделать громкое открытие – пригласили танцоров, музыкантов. Пришло очень много людей просто посмотреть, что происходит. Мой коллега сделал объявление, что в понедельник все желающие смогут прийти учиться шить. Открытие было в пятницу, впереди – выходные. Слухи в трущобах распространяются быстро, но, тем не менее, в понедельник пришло всего 10 женщин.
– Почему так мало? Они боялись или для них непривычна такая работа?
– Это на самом деле было немало – как раз нужное количество, чтобы начать полноценную работу. Они учились шить, делать обувь, сумки, одежду. Мы готовили вместе, ели, много времени проводили вместе.
– Было ли там место искусству?
– Изначально мастерская была на втором этаже, а на первом мы сделали галерею. На открытии презентовали выставку о польских кооперативах, их истории. При коммунизме в Польше был расцвет кооперативного производства, появилось много женских кооперативов. Были плакаты с этих мануфактур, вещи. Понемногу эту выставку дополнили вещи, произведенные уже в «Уширике» (ushirika – кооператив на суахили – прим. «ХН»). Женщины не только работали – спустя какое-то время они устроили собственный спектакль: сцену, костюмы и занавес сделали сами из материалов, которые использовали в работе. Шло время, «Уширика» разрасталась, потому пришлось занять два этажа и выселить галерею в отдельное здание. Но туда до сих пор приезжают художники делать какие-то перфомансы вместе с женщинами. Самое главное – все средства, которые они получают от продажи изделий, делят между всеми членами кооператива.
– На лекции вы говорили, что после того, как женщины начали работать в кооперативе, многие из них столкнулись с насилием: приходили на работу с синяками, следами избиений. То есть их общество, их семьи негативно отнеслись к тому, что они делали?
– Да, такие случаи были. Очевидно, речь идет о семейном насилии. Но сложно делать какие-то общие выводы. Знаете, в этом месте очень сильна община: никто не говорит «я» – все говорят «мы». Если один зарабатывает деньги – то все становятся богаче, было и много положительных отзывов. В целом, к нам скорее хорошо относились.
«Сделать что-то хорошее вместе»
– В Бразилии и Сенегале были аналогичные кооперативы?
– В Бразилии мы хотели создать кооператив еще до Кении, но в итоге ничего не получилось. Планировали такой проект в фавелах (трущобах) Рио-де-Жанейро. Но это совпало с подготовкой к Олимпийским играм, начались большие полицейские зачистки, облавы. Они искали оружие, возникали уличные перестрелки, потому что в трущобах все люди так или иначе относятся к какому-то мафиозному клану. Было безумно опасно туда ехать, и в результате ничего не вышло. Мы провели небольшие мастер-классы для детей и подростков из трущоб, учили их создавать одежду. В итоге пришлось бросить все – мы вправду рисковали жизнью.
В Сенегале – другое. Это франкоговорящая страна, а я не очень хорошо знаю французский. Потому при выборе аудитории мы остановились на слабослышащих людях – им не мешал мой несовершенный французский. Мы работали руками, интересно было создавать что-то вместе в столярных мастерских. Кое с кем занимались макраме, рисованием, шитьем. В итоге сделали стулья, которые остались им на память.
– Эти кооперативы и мастерские как-то серьезно повлияли на жизнь местных общин?
– В «Уширике» люди получили работу и зарабатывают деньги, они обеспечены жильем и едой. Что касается остальных проектов – они были не о спасении кого-то, а просто о том, чтобы сделать что-то хорошее вместе. Это – арт-терапия как для тех людей, с которыми мы работали, так и для самих художников. Многое было завязано на доверии. Заслужить доверие для иностранки, которая отличается и языком, и всем остальным, очень сложно. В «Уширике» мы долгое время жили вместе, ели, общались обо всем на свете – о семьях наших, о жизни, о мужьях. Итак очень медленно установилось это доверие. В Бразилии было сложнее. Там люди привыкли к грабежу, к обману, им было трудно поверить в то, что кто-то сделает что-то хорошее бесплатно. В результате то доверие, которое удалось завоевать в фавелах, спасло нам жизнь, потому что нас поддерживали и защищали.
– Нужны ли такие проекты в Европе? Например, в маленьких польских или украинских селах могли бы существовать такие кооперативы?
– Да, это могло бы сработать. Я думала создать что-то подобное в Польше, но на этапе изучения аудитории не нашла группу, которой это было бы необходимо. У людей даже в небольших деревнях есть какая-то работа и доход – это не трущобы, где вообще не за что ухватиться. В Украине – может быть, но сама я браться за это не стану, отчасти – из-за языкового барьера. Работа через переводчика не очень способствует доверию и взаимопониманию.
– Что общего между людьми, с которыми вы работали в разных странах? Возможно, какие-то изменения в их образе жизни?
– Все они отнеслись к нам с подозрением. Это – единственное, что объединяет вообще всех. Большие перемены – это, скорее, единичные случаи, но, тем не менее, они были. Одна кенийская женщина, которая пришла работать в «Уширику», стала лидером группы и руководит кооперативом. Кроме того, она начала писать стихи, издала поэтический сборник. Средства от его продажи пошли кооперативу.
– То есть искусство меняет жизнь?
– Искусство может многое. Единственное, чего искусство не может, – заставить человека заниматься чем-то. Мы не заставляем заниматься искусством – мы даем инструменты. И если человек при этом хочет что-то сделать – у него получается.
