Нетипичная история. Ильич такого не предполагал
Что бы там ни говорили, а среди «ленинских заветов» весьма интересные попадаются. Вроде этого, оставленного в 1922 году: «Изъятие ценностей <…> монастырей и церквей должно быть проведено с беспощадной решительностью <…>. Чем больше представителей реакционного духовенства и реакционной буржуазии удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше».
Не счесть священников и мирян, жизнями расплатившихся за ленинские слова! Но были и «чудесно спасшиеся». Потому как в славном городе Харькове указание Ильича успешно… проигнорировали. И не кто-нибудь – а убежденные большевики. Затем, наверное, чтобы «благодарные потомки» не судили о людях по одной лишь партийной принадлежности.
2 мая 1922 года губернское руководство ошарашили неприятным известием: на Воскресенской площади (теперь – Ирины Бугримовой) огромная толпа протестует против изъятия церковных ценностей. В основном, торговки с Рыбного базара.
Почему именно там? Потому что не было тогда на площади «нового цирка». А храм Воскресения Господня уже стоял. Его взорвут в феврале 1934-го.
…«Народную стихию» укротили быстро: вызвали конную милицию. Лихой кавалерийской атакой толпа безоружных баб была рассеяна, и опергруппа губрозыска начала производить аресты «зачинщиц».
Споткнулись на гражданке Марии Барановой. Поскольку рядом стоял ее муж, демобилизованный красноармеец. Что там случилось между ним и агентом губрозыска Харченко, достоверно неизвестно. Сам Михаил Баранов утверждал, что всего лишь тронул «сыскаря» за плечо и сказал: «Не поступайте нахально, а по-человечески».
Харченко же предъявил следователю вещественное доказательство – собственный пиджак с оторванным рукавом. И заявил, что если бы не подоспевший вовремя товарищ с «наганом», то Баранов бы его придушил.
Согласно показаниям свидетеля Элькина, Михаил Баранов не только пытался размазать Харченко по церковной ограде, но еще и вел антисемитскую агитацию. Что, в совокупности, запросто могло потянуть на «высшую меру». Но отделался вчерашний боец… общественным порицанием!
За Михаила вступился известный в городе человек – коммунист Андрей Шарун, командир 49-го автогрузового отряда. Вот что он написал следователям трибунала: «Товарищ Баранов был участником походов против Деникина, Врангеля и Махно, где своей дисциплинированностью и отвагою в боях был примером для других товарищей… Могу с уверенностью сказать, что он является одним из строителей Советской Республики, но не как контрреволюционер и предатель».
Не ложился Баранов в прокрустово ложе ленинской схемы! Не поп, не буржуй, семь раз на фронте ранен, а иконы от поругания защищал столь же яростно, как перед тем Советскую власть. Впрочем, не столько иконы, сколько дражайшую супругу, которая действительно препятствовала выносу из церкви серебряных риз.
Как установило следствие, делала она это по наущению отца Павла Гонтарчука – настоятеля Воскресенской церкви. Когда в храм заявилась комиссия по изъятию ценностей, батюшка начал читать проповедь о… святотатстве. Негоже, дескать, нечистым рукам к иконам прикасаться. Прямого призыва к сопротивлению, конечно же, не было, но прихожане поняли отца Павла очень даже правильно. Из-за чего вся каша и заварилась.
Подобные речи в 1922-м стоили очень дорого. Но гражданин Гонтарчук получил два года… условно! Потому что и у него нашелся защитник – коммунист Василий Черноносов, заведующий 1-м ДОПРом.
В декабре 1919 года, принимая холодногорскую тюрьму после бегства деникинцев из Харькова, Черноносов обнаружил интересный документ. Кто-то написал донос на тюремного священника Павла Гонтарчука: проявляет сочувствие к заключенным-большевикам! Получалось интересно: «красные» в 1922-м вполне могли расстрелять того, кого по чистой случайности не успели в 1919 году расстрелять «белые».
То, что донос не был клеветой, Черноносов знал наверняка. Потому что в холодногорской тюрьме «за сочувствие к большевикам» сидел при деникинцах его заместитель, некто Подлесный. Вот ему-то и помогал, чем мог, отец Павел. И не ему одному.
За своего товарища Черноносов расплатился c Гонтарчуком по-царски – двухстраничным ходатайством в губернский революционный трибунал. Дабы оценить по достоинству широту этого жеста, следует знать, что заведующий ДОПРом был далеко не либералом: непосредственный участник первого в истории Харькова массового расстрела заключенных. 97 человек уложили одним махом «красные» в июне 1919-го во дворе каторжной тюрьмы!
Интересно, что газета «Пролетарий», подробно описавшая суд над защитниками святынь, о заслугах обвиняемых перед Советской властью упомянула лишь вскользь и весьма уничижительно. Баранов, мол, «человек бывалый, знает, чем защититься на пролетарском суде» – службой в Красной Армии. А отца Павла, рассказавшего о своей помощи коммунистам во время деникинщины, так и вовсе во вранье обвинила. Не признавал полутонов официальный рупор Харьковского губкома и губисполкома: только черное и белое!
Будем продолжать эту линию дальше – очутимся рядом с ним.
Свалкой истории место называется…
