SHKLO: «В Украине мало шансов выжить, если хочешь играть свою музыку»
В конце прошлой недели харьковская группа SHKLO отыграла «самый большой» концерт в родном городе. На вопрос о том, как прошло выступление, вокалист группы Богдан Шапкин со смехом произносит небанальное «Ужасно!». Впрочем, даже такой опыт наверняка пойдет музыкантам на пользу. Фронтмен SHKLO рассказал «Харьковской недели» о гастролях в Европе и возможностях украинских исполнителей прокормить себя музыкой.
– Почему SHKLO? Google говорит, что это «стекло» на белорусском, а еще – название населенного пункта во Львовской области.
– На польском, может, и на белорусском тоже. Когда мы только начали репетировать, нужно было название для запуска рекламы перед презентацией группы. Придумалось SHKLO – и всем понравилось. По звуку – интересно, почему бы нет? Название никакого смысла не имеет, но это слово хорошо характеризует нашу музыку и нам подходит, как мне кажется.
– Вашу группу относят к арт-року и пост-року. Как бы вы сами определили свой стиль?
– За три года существования мы поняли, что наш стиль – это сторителлинг. Мы рассказываем истории – и в музыке, и в текстах.
– Лирический герой – один человек, который переходит из песни в песню?
– Тексты пишу я. Наверное, в них часть моих переживаний и образов. Переживания проходят, остается послевкусие. Это послевкусие обычно преобразуется в строчки.
– Виолончель – это способ уйти от традиционной рок-формы? Какова ее роль в вашей музыке?
– Мы заранее не планировали, что у нас будет виолончель вместо клавиш. Я знал, что есть Ваня (виолончелист Иван Королев – прим. «ХН»), знал, что хочу виолончель. Изначально это должен был быть акустический проект с кахоном, виолончелью, акустической гитарой – супер-камерный, театрализованный, скромный проект. Потом, спустя полгода или год, ребята сказали мне: «Покупай электрогитару, что-то мы слишком тихие». Я купил электрогитару и постепенно мы тяжелеем. Виолончель остается прежней, но немножко уже навешиваем дисторшн.
– Тяжелеете, чтобы привлечь аудиторию?
– Во время того, как создаем музыку, мы не думаем о людях, которые ее будут слушать. Может быть, это неправильно, но я не помню, чтобы возникал вопрос: «Это людям не понравится», «Ой, чувак, это слишком жестко» или «Можешь попроще сыграть?». Всем угодить мы не можем, в первую очередь должны угодить себе, чтобы нам было интересно играть. Главное – вовремя и интенсивно выкладывать музыку, чтобы люди ее услышали. То, чем мы не занимаемся сейчас. (Смеется)
– Вы закончили университет Котляревского, играли в театре. Почему решили сменить амплуа и стать музыкантом?
– Уже было SHKLO, я работал на тот момент в ТЮЗе и в негосударственном театре «Винора», играл в спектаклях. Обычная актерская бездельническая жизнь. Сейчас все актеры возмутятся – как бездельническая? Но по сути ты приходишь в театр, 90 % времени занимаешься ерундой и 10 % – репетициями. В государственном театре достаточно грустно всем, кроме тех, кто там уже 20 лет. Появилось желание ездить с музыкой и быть счастливым. Я решил его не отталкивать, а наоборот развить. Ушел из ТЮЗа, с другими театрами постепенно прекратилось сотрудничество. Параллельно у меня еще был Urbanistan.
– Театральная составляющая осталась в живых выступлениях SHKLO. Это для того, чтобы усилить эффект от музыки?
– Пока мы не знаем, как подчеркнуть музыку чем-либо еще. У группы есть четыре спектакля, мы писали для них музыку и играли вживую – даже на последнем концерте пытались вставить кусочки из наших спектаклей. Возможно, когда-нибудь напишем целую пьесу или сценарий визуальный… Но это очень большая работа, потому что музыка нелинейная, тексты неоднозначные. Найти что-то, что будет характеризовать текстовую составляющую, сложно. И наверняка я все равно останусь недоволен, потому что это будет автоматически подчеркивать только одну сторону строчки, а хотелось бы, чтобы тексты остались на рассмотрение людей.
Три хот-дога на последние евро
– Вы ездили в туры по Европе. Как удалось организовать гастроли?
– 31 декабря 2014-го мы играли на границе Польши и Германии, в маленьком городке Голинюве. Я тогда заканчивал театральный университет, и мы постоянно сотрудничали с польскими театрами – один из них, BRAMA, позвонил и пригласил нас приехать со своей музыкой на Новый год. Нам сделали визы и оплатили дорогу. После того, как вернулись, я подумал, что надо бы повторить. Начал искать клубы, организаторов, писал в группы из серии «Украинцы в Берлине». Два месяца очень настойчиво писал, миллионы писем, у меня, кажется, клавиатура была стерта – сейчас бы не хватило энергии, чтобы в одну сторону, как в стенку, отправлять бесконечное количество мейлов. Но в итоге нашел людей в разных городах, и в 2015-м мы отыграли четыре концерта – в Мюнхене, Берлине, Голинюве и еще где-то. Пятый концерт в Кракове отменился, потому что мы приехали, а там ничего не было – ни барабанов, ни аппаратуры, ни организаторов. Передвигались поездами, электричками, автобусами, чтобы подешевле добраться, пешком границу переходили.
Второй тур был в 2016-м. Мне написал знакомый из Варшавы, тоже музыкант, который на Новый год был на нашем концерте в качестве зрителя, что они собираются в тур по Европе и предложил совместно проехаться по четырем странам. У нас было 10 концертов в течение 12 дней: шесть польских городов, Чехия, Словакия и Австрия. Ехали машиной, Женя (басист Евгений Демещенко – прим. «ХН») сидел за рулем. Проехали три тысячи километров и вернулись в Варшаву похудевшие килограмм на 15. Если мы еще как-то могли поспать в машине, то Женя вообще не спал – прожил все это время на «Ред Булле». Очень нервный тур, но было весело и интересно.
– Организаторы платили вам гонорары?
– Перед берлинским концертом я нашел украинку, которая в детстве эмигрировала в Германию. Она никак не связана с музыкой, но решила помочь: организовала рекламу, подписала контракт с клубом, выплатила из своих личных денег аренду, в итоге мы вышли в плюс. В других городах мы просто на проценте со входа играли, без контракта. В Польше, когда нас поляки позвали в совместный тур, они оплачивали дорогу, был спонсор, и нам дали два ящика пива. На седьмой день тура у меня осталось пять евро, и я купил по акции три хот-дога и отдал их ребятам.
– На ваши концерты ходили местные жители или украинская диаспора?
– Украинцы на нас не ходят. Из диаспоры самое большое количество украинцев было в Берлине во время первого тура – четверо в вышиванках. Всего было больше 60 человек.
«Музыка греет, но не кормит»
– Лицензионный контент в Украине покупают единицы. Возможно ли сегодня украинскому исполнителю прокормить себя музыкой, если он – не Святослав Вакарчук?
– В Украине, если ты хочешь играть свою музыку, и особенно если она не относится к массовой культуре, шансов выжить мало. На концертах заработать почти невозможно, очень небольшие деньги. Еще есть мерч – если делаешь что-то классное, можешь продавать футболочки. Но это тоже надо иметь стартовый капитал и продавать за хорошую цену. Если ты классный музыкант, можешь играть и в кавер-бенде, развлекать богатых людей – вроде и музыкой зарабатываешь, но по сути все музыканты это ненавидят. Я подрабатываю, меня музыка греет, но не кормит.
– Кем подрабатываете?
– Деткам от девяти лет преподаю битбокс. Работаю иногда лабухом с Urbanistan. Плюс корпоративы. Играю музыку в Panorama: если люди сильно дорогой салатик кушают – надо что-то проще, каверочки, если компотик попивают – можно и свое поиграть. Вернулся в театральную профессию. На базаре продаю черешню в теплое время. Шутка.
– Чего или кого не хватает музыкальному Харькову? Площадок? Или, может быть, энтузиастов, которые были бы заинтересованы в развитии инфраструктуры?
– Энтузиастов много, из-за их большого количества ничего не получается. (Улыбается) Нужны люди с мозгами и деньгами, которые вложат средства, но предварительно подумают, куда и зачем. В Харькове Art Area ДК – это реально единственная площадка, где можно играть. Да, есть арт-завод «Механика», но не хватает какого-то клуба в центре, вроде Atlas в Киеве, площадки с классным звуком, светом и людьми, которые с этим умеют обращаться – не с дядями по 50 лет, которые сидят на ставке, а с нормальными ребятами, которые работают классно, как мы. (Смеется)
