Погромный Харьков 1917-го
Фото: Торговая, она же Павловская площадь, где начались погромы в Харькове.
В начале ХХ века Харьков выделялся среди многих городов Российской империи, «прославившихся» погромами евреев. Столицу Слобожанщины это позорное явление обошло стороной. Однако осенью 1917-го погромная волна докатилась и до Харькова.
Обувь раздора
Первые звонки прозвучали летом. В начале июля (по старому стилю) на Благовещенском базаре толпа избила человека, вывозившего со склада подводу с обувью. По наущению какого-то субъекта люди решили, что это спекулянт, однако выяснилось, что на вывоз обуви имеются законные разрешения и человек этот уполномочен передать башмаки в районы. А в конце месяца солдаты, многие из которых, по утверждению журналиста «Южного края», были совершенно пьяны, разгромили обувную фабрику, а заодно и квартиру Френкеля на Рыбном базаре (сейчас дом на Набережной).
К 17-му году длящаяся без малого три года мировая война истощила до крайности ресурсы воюющих государств, вызвав тотальный дефицит. В бывшей Российской империи ситуация усугублялась произошедшей в феврале революцией и хаосом власти. Харьковцы испытывали те же трудности, что и жители других городов огромной страны, так же вынуждены были выстаивать огромные очереди, «хвосты», как говорили тогда, чтобы получить по карточкам ставшие дефицитными продукты: хлеб, сахар, керосин и даже обувь. По постановлению городских властей обувные производители должны были сдавать специальному органу все до единого сапоги и башмаки. Именно поэтому они становились поводом для эксцессов.
В случае с Френкелем также решили, что он «толкает налево» дефицитный товар и постановили «наказать» коммерсанта. Френкелю повезло – он поплатился лишь фабрикой и квартирой, сам остался цел. А вот несчастный сапожник по фамилии Морейн из-за ни на чем не основанных подозрений толпы лишился жизни.
(Не)случайная жертва
Вечером 26 сентября (9 октября по новому стилю) после работы возвращался домой гражданин Х. Морейн. Он жил в Подольском переулке, и путь его пролегал мимо Торговой, или как ее называли в народе, Павловской площади. У постоялого двора «Каменный столб» на углу с Университетской улицей (сейчас на этом месте «Макдональдс») Морейн увидел волнующуюся толпу. Решив посмотреть, что происходит, он смешался с возбужденными людьми.
Оказалось, что опять шумели по поводу якобы незаконного вывоза обуви. С некоторых пор на площади постоянно толклись люди, выслеживавшие спекулянтов и прочих негодяев, которые втайне от трудового народа по бешеным ценам продавали дефицитную продукцию. Эти зеваки заметили, что из постоялого двора выехали две подводы, заполненные обувными корзинами. В толпе стали кричать, что эту обувь хотят скрыть от реквизиции и вообще в «Каменном столбе» полно такого товара. Подводы завернули в казармы одного из полков, а власти выставили взвод солдат для осмотра складов в постоялом дворе. Гостиницу оцепила милиция. Однако народ прорвал редкое оцепление и вместе с солдатами проник во двор. В толпе были пьяные, а также немало тех, кто, по словма милиционеров, отметился в предыдущих погромах. На место прибыл начальник милиции с помощниками и даже сам городской голова. Вызвали кавалеристов и конных стражей порядка. Градус эмоций накалялся.
Вдруг раздался выстрел. Один из содат случайно выстрелил в воздух. Тотчас пошел слух, что стреляли целенаправленно в людей. Бросились искать виноватого. Хотели выместить злобу на хозяине постоялого двора, но он вовремя укрылся. И тут подвернулся несчастный Морейн…
Его избивали со всей жесткостью и собирались прикончить на месте, но кто-то предложил все-таки доставить в милицию и допросить. Окровавленного, его привели в участок на Склобевской площади (сейчас Героев Небесной Сотни). Толпа определила 10 минут на допрос и, не дожидаясь его окончания, вынесла беднягу на руках и стала швырять его оземь. Как ни клялся Морейн, что он не имеет отношения не то что к спекуляции, а к торговле вообще и даже пострадал при царском режиме, озверевшие люди не услышали его. После нескольких бросков Морейн затих. По злой иронии судьбы на хлеб он зарабатывал тяжким трудом сапожного мастера…
Погромная волна
Этот дикий случай только раззадорил люмпенов. В городе стали происходить самочинные обыски под видом поиска скрываемого товара, грабежи и насилия. В безобразиях активно участвовали солдаты, которыми был забит Харьков. Появились прокламации с призывами к восстановлению старого строя, погромам торговцев и евреев.
Склады гостиницы «Каменный столб» и соседние магазины после происшествия с сапожником грабили еще два дня. Насилию не могли противостоять даже вызванные дополнительно для охраны солдаты – офицеры просто боялись отдавать команды стрелять на поражение. Хотя при случайных выстрелах толпа немедленно разбегалась. Люди тут же собирались вновь, но уже раззадоренные слухами об убийствах.
Апогея грабежи достигли на третий день – огромная толпа просто растворила в себе военных и милиционеров и принялась мародерствовать, вынося обувной магазин на глазах охраны. Иных мародеров ловили, отбирали у них награбленное, те возвращались и вновь выходили с новой добычей, а другие просто примеряли прямо в магазине понравившуюся обувку и уходили в обновке. Желающие поживиться дармовщиной давили друг друга, стремясь попасть в магазин, через головы людей летели сапоги, куски кожи…
Когда же прибывшим на Павловскую площадь дополнительным войскам и рабочей дружине удалось оцепить обувной магазин и остановить его разграбление, толпа перебросилась на винный погреб. В считанные минуты площадь оказалась усеянной осколками битых бутылок, воздух наполнился запахом алкоголя и руганью, количество пьяных возросло в разы.
Видимо, излишек алкоголя в организмах мародеров и позволил военным и милиции поздним вечером очистить центральную часть города от буйствующих людей. Разгоряченный народ направился на Конную площадь, Петинскую (сейчас Плехановскую), Тарасовскую, Молочную и другие окраинные улицы, где продолжил громить и грабить.
Начальник харьковского гарнизона полковник Курилко взял власть в городе на себя и объявил в Харькове и уезде военное положение. На собрания и митинги были наложены табу, театры, кинемагорафы и публичные зрелища закрыты. Горожанам запрещалось выходить на улицу с 9 часов вечера до 6 утра. Погромная волна стихла. Кто конкретно ее спровоциорвал, осталось невыясненным, газеты написали о «темных силах» и черносотенцах, мечтающих о реставрации монархии.
