Иванна Скиба-Якубова: «Есть время выходить на Майданы, а есть - перебирать документы»
Генератор просветительских инициатив Иванна Скиба-Якубова рассказала "ХН" о культурном дефиците в городе, поиске пятого Харькова, а также переменах и усталости со времен Евромайдана.
Волонтер Help Army, управляющий партнер PR-агентства Bagels&Letters, соорганизатор акции «Спільне повітря», активистка Евромайдана, координатор недель мобильности, блогер, лидер мнений – малая толика определений, с которыми ассоциируется в Харькове Иванна Скиба-Якубова.
– По большему счету, мы работаем с актуальными социальными темами, которых либо нет в публичном поле, либо никто не хочет иметь с ними дело, – говорит в начале разговора Иванна, поглаживая таксу Гибсона.
– Вы занимаетесь организацией культурной инициативы Сергея Жадана «Пятый Харьков», приглашаете в город интересных людей. С какой целью?
– «Пятый Харьков» – это попытка понять, что такое Харьков. Это концепция, которую формулирует Юрий Шевелев в своем эссе «Четвертый Харьков». Он говорит о том, что у Харькова было четыре периода: первый – времен казацких слобод, город людей, для которых свобода была более значимой, чем безопасность. Второй – это Харьков, с одной стороны, буржуазный, купеческий, чуть-чуть вялый, с другой – город, в котором открывается университет, появляются традиции меценатства. Третий Харьков – на который мы ориентируемся больше всего – город 20-х годов, «Розстріляне Відродження», «Червоний ренесанс», конструктивизм, Хвылевой, Курбас, Йогансон и так далее – колоссальный подъем! Четвертый Харьков – Харьков советский, серый город, в котором целенаправленно уничтожается любая политическая активность и собственное мнение. Шевелев задается вопросом: каким будет пятый Харьков? Мы фактически ищем его. По моему убеждению, в сегодняшнем постреволюционном городе присутствуют все четыре Харькова. Вопрос: какой из них победит. Концепт пятого Харькова ляжет в основу нашей работы на форуме «СлободаКульт» – части большого проекта «ПогранКульт».
– Последние несколько лет в культурной среде города прослеживается позитивная динамика. Можно ли говорить, что лед тронулся и стереотипы по поводу того, что Харьков – суровый промышленный город, вскоре отойдут на второй план?
– Да, тронулся, конечно, но я бы разделяла искусство и культуру. Если говорить об искусстве, к сожалению, очень многое из того, что мы видим, вторично, если не третично. Это печально. Практически нет того, с чем бы ты готов был бегать по миру и кричать: «А вот смотрите, что у нас есть!». Если же брать культуру в широком смысле слова, можно говорить о ренессансе – только очень аккуратно, чтобы не расслабиться. С одной стороны, происходит много событий, открываются новые галереи, с другой – посчитайте по пальцам и составьте пропорцию на полуторамиллионный город. Сколько у нас концертных площадок, где можно играть?..
– С этим у нас дефицит. Есть, например, ККЗ «Украина» с туалетом на улице…
– Да, со странным звуком, странным репертуаром и туалетом на улице. Есть ли у нас, например, где играть электронщикам? Негде! Однажды общались с нашими друзьями из Буэнос-Айреса. Да, Большой Буэнос-Айрес – это 13 миллионов населения, но все-таки. Я спрашиваю: «Сколько у вас клубов»? Они на меня посмотрели, как на сумасшедшую – «А как это посчитать?». Причем это не самый богатый город в мире, не самое процветающее государство. Или возьмем, например, Лиссабон: в культурном центре Белем события на одну только субботу занимают 10 разворотов - от симфонических концертов до хип-хопа. А у нас спасибо, что есть Art Area «ДК», Lacan, студия Aza Nizi Maza, где в основном занимаются дети от 8 до 16 лет – это не детские рисунки, а полноценная живопись, преимущественно сюрреалистичная. Преподаватели говорят с детьми как со взрослыми, они пытаются общаться с ними на сложные темы, которые в нашей культуре табуированные – о смерти, например. А дети любят рисовать кишки, черепа. В советской педагогике считалось – о боже, что у ребенка в голове, он такое рисует! Да все нормально, у ребенка нормальное греческое драматическое восприятие.
- А как же игра «Синий кит»?
- Это миф, который раздули. Преимущество этих ребят в том, что они делают не по-харьковски. По-харьковски – это накопать свой огород, сидеть в нем и максимально дистанцироваться от соседей. Например, у Aza Nizi Maza и Art Area «ДК» был совместный проект, назывался «Шум и гам» - выставка, поэзия и музыкальная часть. Ряд харьковских групп - «Улица Курзу», «Морж», «Urbanistan» - пели свои песни с детским хором. Очень интересно, как дети трактуют эти мысли. У «Улицы Курзу» есть песня с припевом «Этот город будет мой». Мой муж, вокалист группы и автор этой песни говорит: «Одно дело, когда мы, натужно потрясая ранней сединой, говорим «Этот город будет мой», а когда это говорят шестилетние кнопки, абсолютно уверен, что этот город будет их». Мы практически рыдали.
– И все же, почему так сложилось, что культурных локаций в городе не хватает? Нет спроса или энтузиастов, которые бы организовали их?
– Проблема Харькова, как и большинства городов Украины, – в деньгах. Есть модели развития культуры в разных странах. Например, польская модель с колоссальной государственной поддержкой, когда частный театр получает определенную субсидию. Более того, когда театры принимают эту помощь, государство в лице института театра проводит конкурс, например, на лучшую современную драму. Театру, который побеждает, еще и компенсируют стоимость постановки. Есть еще американская модель – когда вроде бы вообще нет ничего государственного, но все культурные проекты могут, условно говоря, претендовать на деньги налогоплательщиков. Решает инициатива громады. Кроме того есть меценаты, благотворительные фонды.
А у нас нет никакой модели. Мы с вами собрались, выпили две рюмки и говорим: «А давай галерею откроем?» – «Ну, давай, откроем». Это первый Харьков, мы им живем. Но пока не будет полноценной государственной программы, пока не включится большой бизнес, ничего не будет. Есть прекрасная формула, которую поляки вывели в свое время. О том, что каждый злотый, вложенный в культуру, приносит 6 злотых в бюджет. В спектакле “Арабесок” “Монологи про найважливіше” эта формула адаптирована к украинским реалиям и звучит как “вкладаєш гривню – отримуєш три”. Когда ты, например, идешь в филармонию, что ты делаешь? Возможно, туфли новые покупаешь, цветы актерам. Соточку выпил – бар в прибыли, таксисту заплатил. Пока дошел до концерта и обратно, некоторое количество людей вокруг тебя заработали. Все эти деньги вернулись в регион. Если же пришел не ты, а условный Франц из Баварии, он еще и внешние средства привел, на большой фестиваль "францев" приедет 3-4 тысячи, а с ними - много немецких денег. Это очень условно и грубо, но главное - пора перестать воспринимать культуру как дотационное поле, дыру бездонную и посмотреть на нее как на сферу с колоссальным потенциалом прибыли.
Я все время вспоминаю байку о Черчилле, когда в 1942-м министры принесли ему согласовывать бюджет, а он спрашивает: «Где здесь статья на культуру?». Ему говорят: «Мистер Черчилль, война же у нас. Какая культура?». А он отвечает: «Так, если мы не развиваем культуру, за что мы воюем?».
«Если будет прямая угроза, людей выйдет много»
– Вы занимаете активную гражданскую позицию. Как изменился Харьков со времен Майдана? Выйдет ли большее количество людей к условному памятнику Шевченко, если события повторятся?
– Нас очень долго приучали к тому, что ментальная модель украинца – «моя хата скраю». Но это неправда. Ментальная модель украинца – это толока: когда люди собираются всем селом, чтобы поставить сироте хату, например. Майдан актуализировал эту модель. Но, с другой стороны, сколько у нас волонтеров? По самым фантастическим подсчетам, две тысячи. Это очень скромный процент на такой большой город. Я уверена, что если будет прямая физическая угроза, грубо говоря, русские танки на въезде в город – людей выйдет много. 22 февраля 2014 года, когда стал вопрос о федерализации, инспирируемый Добкиным-Кернесом, по разным подсчетам от 10 до 20 тысяч человек вышли сказать свое «нет». Сейчас люди устали от митингов, собираются точечно и эпизодично – вчера мы пришли на акцию ко дню рождения Олега Сенцова перед российским консульством. Сколько нас было? 30 человек. Но это нормально, есть время выходить на Майданы, а есть – перебирать документы. В конце Майдана Денис Бигус (журналист-антикоррупционер – прим. «ХН») основал «Канцелярскую сотню». Ребята работали с документами, которые в Межигорье в шредеры пустили. В этом не было ничего пассионарного, революционного, люди просто сидели и планомерно склеивали бумажки, но это было важно.
– Вы написали эмоциональный текст по поводу разгона харьковской ЛГБТ-акции в мае. Как избежать повторения подобных ситуаций?
– Перестать башлять молодчикам, которым все равно, за что выходить. На этой акции были как люди, которых связывают с разными праворадикальными организациями, так и те, в которых многие узнали участников бывшего «Оплота». И те, и другие – ксенофобы, собираются вместе под одними и теми же лозунгами. Как им друг с другом не «зашкварно» – я не знаю.
– Кто и зачем им заплатил?
– Это теория. Почему бы не выстроить черную картинку Харькова, чтобы в сознании остальной Украины закрепить образ черного Мордора? Мол, зачем нам этот Харьков, чем он лучше Донецка, посмотрите, там гопники в черных масках выходят на улицу и бьют всех, ничего там нет хорошего в вашем Харькове. Кому это выгодно? Давайте оставим этот вопрос открытым.
– Если бы вы были мэром…
– Упаси, Господи!
– …что бы изменили в первую очередь?
– В первую очередь, надо работать с бюджетом. Мы с вами до сих пор не знаем, как выглядит бюджет Харькова, сколько в нем реально денег и где они.
Меня очень мучает вопрос городской доступности. Я живу за Госпромом, там нет тротуаров, можно ходить только в валенках. Так это я, молодая здоровая женщина, у меня две ноги! Если вы, не дай Бог, в инвалидном кресле, с костылями или просто с детской коляской – этот город не для вас, вы не можете преодолеть бордюры, ступеньки, даже выйти из дома – пандуса ведь не существует. А еще меня волнует вопрос безопасности дорожного движения. Давайте поставим светофоры, поднимем пешеходные переходы, сделаем так, чтобы все участники дорожного движения чувствовали себя людьми.
