«Киборг» Анатолий Свирид: «Донецкий аэропорт нужно было взрывать»

Большой мужчина с добрыми глазами внимательно выслушивает вопросы, делает глоток кофе, отвечает спокойно и взвешенно.

Анатолий Свирид – «киборг» с позывным «Спартанец» - держится уверенно и не вдается в подробности, рассказывая об обороне Донецкого аэропорта.

Его история и так хорошо известна всей Украине. Бывший спецназовец добровольно ушел в зону проведения АТО, когда там завязались серьезные бои, и стало понятно: на Донбассе – война.

Сначала «Спартанец» воевал в составе 95-й отдельной десантно-штурмовой бригады, а после – в новосозданной 81-й. За его плечами - Опытное, Водяное, Тоненькое, Пески и Донецкий аэропорт.

Анатолий Свирид оборонял ДАП до последнего дня. 21 января 2015 года, когда старый терминал был взят боевиками в оцепление, а рядом с ним находились тяжелораненые побратимы, «Спартанец» взял белое полотнище и отправился договариваться о коридоре. Боевики (как рассказал Свирид в одном из своих интервью, они представились россиянами) согласились, но заявили – повезут украинских военных в оккупированный Донецк.

Тяжелораненых отправили в больницу, остальных – в подвал СБУ. Анатолий Свирид пробыл в плену боевиков один месяц. Как и его жена Оксана, которая отправилась на Донбасс вызволять мужа. Ее и друзей «Спартанца» взяли в плен боевики на одном из блокпостов.

Спустя два года после боев за Донецкий аэропорт Анатолий говорит - никогда не забудет глаза бойцов, которые понимали, что каждая минута может стать для них последней. И добавляет: на войне все по-настоящему - и дружба, и жизнь.

- Анатолий, Донецкий аэропорт стал символом украинского войска, поводом для гордости и, к сожалению, пиар-ходом для властей. Как вы думаете, оправдано ли было нахождение наших военных на развалинах до последнего дня?

- Не было смысла так долго держать в Донецком аэропорту украинскую армию. На тот момент стратегического значения он уже не имел, а действительно выступал в роли символа. Как минимум дней на 10 – 14 военных там передержали. Возможно, тот же Муженко не имел мужества доложить Порошенко, что бойцов нужно было оттуда вывозить. Я понимаю, что всем нравились «киборги», но у нас не настолько много мотивированных и подготовленных бойцов, чтобы ими разбрасываться. Мое субъективное мнение - нужно было выводить людей из аэропорта, минировать его и взрывать.

Мы не видели, естественно, полной картины, только свой сектор. Но любой героизм отдельного солдата – это плохо проделанная работа Генштаба, так же как и война – это плохо сделанная работа дипломатов и политиков.

- Вы тоже проявили героизм, когда «с белым полотнищем» пошли договариваться о выводе раненых украинских военных с боевиками. Что это было: безысходность, отчаяние?

- Здесь уже характер. В аэропорту казацкий дух мы показали четко. Нас было 54 человека, часть вышла, часть попала в плен, погибло меньше 20. Это много, на самом деле.

Я в принципе мог выйти вечером с частью военных с чистой совестью – на тот момент у меня было два ранения и две контузии. Но это был долг, как бы пафосно ни звучали эти слова. Вечером я созвонился с командованием и сказал: «Если вы не объявляете эвакуацию, если я доживу до утра, то буду договариваться сам». Потому что лежали тяжелораненые ребята, порванные, без рук и ног, которые реально умирали. Наши медикаменты остались под завалами. Я сам сутки пролежал раненый на бетоне после первого подрыва. Но на то время я отдавал себе отчет – если не мы, то кто? Для наших генералов бойцы – это всего лишь сухие цифры, статистика. Они часто не видят их глаза, не знают их родственников. А мы знаем. И хороним мы, а не генералы, и в глаза матерям смотрим.

- После всего пережитого многие ваши побратимы – «киборги» вернулись обратно на войну?

- Есть такие. Кто-то даже спустя два года вернулся. Ранения, которые получили «киборги», конечно, не проходят просто так. Тем не менее, все с нормальным уровнем боевого духа и если вдруг придется снова идти и отстаивать независимость, 80% из них пойдут так же, как шли в аэропорт.

- Наверное, всем военным непросто вернуться в мирную жизнь. 

- Тяжело вписаться обратно в такую же сытую жизнь. Здесь зашкаливает уровень бюрократизма, так и остались вороватые чиновники. Когда мы шли воевать, то думали, что коль мы защищаем родину там, то и здесь тоже будут. Те же заявления Порошенко, что военкомы будут воевать, а раненые пацаны – выполнять работу в военкомате, не подтвердились. Очень часто у нас слова расходятся с делом, поэтому бойцы частенько не находят себя здесь и возвращаются. Там все отчасти гораздо проще.

- А сами-то вы как вернулись в мирную жизнь?

- Я не вернулся, мне кажется (улыбается). Постоянное общение с вдовами, детками не дает особо расслабиться. Да и не нужно. Когда я служил в спецназе, нам говорили, что расслабление смерти подобно.

- Есть мысли вернуться обратно?

- Мысли вернуться обратно были, есть и будут, но когда на тебе более ста детей (общественная организация Анатолия Свирида занимается семьями погибших бойцов АТО - прим.KHARKIV Today), ответственность не позволяет. Плюс-минус один автомат в зоне боевых действий ничего не решает. Здесь сложнее и важнее. Да и по состоянию здоровья я уже не сильно годен.

- Расскажите о своей организации «Сердца киборгов». Насколько я знаю, вы создали ее после того, как погиб на войне ваш друг, у которого осталось трое детей?

- Да. Организации уже второй год и на сегодняшний день мы опекаем более ста детей, у которых погибли отцы. И, мне кажется, наша помощь для них значительнее, чем помощь государства, которое выплачивает так называемые «гробовые» и считает, что свою функцию выполнило.

- Как живут и в чем нуждаются сегодня семьи погибших военных?

- Им нужна и денежная помощь, и обычное внимание. Например, летом в санаторий не могут поехать вдовы с маленькими детьми – только самостоятельно ребята с 6 лет.

Родители погибших «киборгов», как правило, - пожилые люди. Я не представляю себе, как можно пережить потерю сына. Они нуждаются в лечении, уходе, что государство не делает.

Сейчас мы постоянно контактируем с семьями погибших, помогаем им и уже открыли свой филиал в Харькове.

- Если вернуться к войне, то как вы оцениваете ситуацию на фронте сейчас?

- Для того чтобы оценивать всю картину, надо иметь данные со всех направлений, а у нас этого, естественно, нет. Непонятно, чего мы ждем. Все эти подковерные договоренности... Все мы понимаем, что окопная война – это деградация.

- По вашим данным, цифра пленных украинских бойцов, которую озвучивает контактная группа, реальна? Или их намного больше?

- Пленных из донецкого СБУ вывезли в макеевское СИЗО, после этого связь пропала. Точное их количество никто не знает, ведь существуют еще и без вести пропавшие. Те цифры, которые озвучиваются – больше ста человек – думаю, правильные. Но вопрос обмена военнопленных очень заполитизирован с обеих сторон. Пленные – это сейчас давление той стороны на Украину и ее власть.

- Вы были участником так называемого «парада пленных» в Донецке, рассказывали, с какой агрессией на вас реагировали местные жители. Как думаете, когда закончится война, возможно ли их будет вернуть в Украину морально?

- Насколько я знаю, людям в принципе все равно, под кем быть, лишь бы война закончилась…

Но нам сейчас нужно также серьезно заниматься подрастающим поколением в Украине: и в Киеве, и в Харькове.

На этой неделе я встречался с командующим ВДВ по вопросам военно-патриотического воспитания молодежи. Наша беседа прошла очень плодотворно, с пониманием того, что это важно сейчас, и что нужно привлекать к воспитанию молодежи АТОшников.